Франц Боас - Ум первобытного человека

Но, с другой стороны, легко показать, что влияние индивидуального опыта весьма велико. Человеческий опыт накопляется, главным образом, благодаря часто повторяющимся впечатлениям. Один из основных законов психологии гласит, что повторение умственных процессов увеличивает легкость, с которою совершаются эти процессы, и уменьшает степень сопровождающей их сознательности. Этот закон выражает хорошо известные явления привычки. Когда известное представление часто ассоциируется с другим предшествовавшим представлением, одно из них обыкновенно будет вызывать другое. Когда известный стимул часто вызывает известное действие, он будет клониться к тому, чтобы обыкновенно вызывать то же самое действие. Если стимул часто порождал известную эмоцию, он будет клониться к тому, чтобы воспроизводить ее всякий раз. Эти причины принадлежат к группе причин, данных в окружающей среде.

Итак, объяснение деятельности человеческого ума требует рассмотрения двух различных проблем. Первая из них относится к вопросу об единстве или разнообразии организации ума, а вторая относится к разнообразию, порождаемому различием содержаний ума, в том виде, как они бывают даны в различных социальных и географических средах. Задача исследователя в значительной степени заключается в разграничении этих двух причин и в выяснении роли каждой из них в развитии особенностей ума.

Мы займемся сперва вопросом о том, существуют ли различия в организации человеческого ума. С тех пор как Вайц основательно рассмотрел вопрос об единстве человеческого рода, не подлежит сомнению, что характерные умственные признаки человека в главных чертах одинаковы во всем мире; но остается неразрешенным вопрос, существует ли достаточное различие в степени, чтобы дозволить нам предполагать, что нынешние человеческие расы могут быть рассматриваемы как стоящие на различных ступенях эволюционного ряда; имеем ли мы право приписывать цивилизованному человеку более высокое положение по организации, чем первобытному человеку.

Главная трудность при разрешении этого вопроса была указана выше. Она заключается в недостоверности того, какие из характерных черт первобытного человека являются причинами низкого уровня культуры и какие обусловлены последним; или какие из характерных психологических признаков оказываются наследственными и не могут быть устранены влиянием, оказываемым цивилизацией. Основная трудность собирания удовлетворительных наблюдений заключается в том факте, что в настоящее время не существует таких больших групп первобытных людей, которые были бы поставлены в условия, обеспечивающие им действительное равенство с белыми. Между нашим обществом и их обществом всегда остается резкое различие, и поэтому нельзя ожидать, чтобы их умы функционировали таким же образом, как наш. То же самое явление, на основании которого мы пришли к тому заключению, что для первобытных рас в настоящее время не представляется благоприятных случаев для развития их способностей, не позволяет нам судить об их природных способностях.

Представляется целесообразным, прежде всего, обратить наше внимание на эту трудность. Если можно показать, что известные умственные черты оказываются общими для всех членов человеческого рода, цивилизация которых носит первобытный характер, то вывод, согласно которому эти черты являются, главным образом, социальными или основанными на характерных физических признаках, обусловливаемых социальною окружающей средой, становится гораздо более убедительным.

Я выберу для выяснения занимающего нас вопроса лишь немногие из характерных умственных черт первобытного человека, а именно: подавление импульсов, способность сосредоточить внимание, способность к оригинальному мышлению.

Сперва мы рассмотрим вопрос, насколько первобытный человек способен подавлять импульсы (Спенсер) [70] Herbert Spencer, «The Principles of Sociology» (New-York, 1893), vol. I, pp. 55 et seq, 59–61. .

Впечатление, выносимое многими путешественниками, а также основанное на опытах, производившихся в Соединенных Штатах, таково, что общей чертой первобытных людей всех рас и сравнительно менее образованных людей нашей расы является то, что они не умеют сдерживать эмоций, что они легче поддаются импульсам, чем люди цивилизованные или высоко образованные. Я полагаю, что этот взгляд в значительной степени объясняется тем, что высказывающие его лица не выясняют, в каких именно случаях в разных формах общества требуется строгое сдерживание импульсов.

Большею частью, чтобы доказать эту предполагаемую особенность, указывают на непостоянство первобытного человека, на изменчивость настроения и на силу страстей, возбуждаемых в нем причинами, по-видимому, маловажными. Относительно этого я прямо скажу, что путешественник или исследователь измеряет непостоянство людей значением, приписываемым им таким действиям и намерениям, по отношению к которым они не обнаруживают настойчивости, и что он взвешивает импульс, вызывающий взрывы страсти, применяя свой масштаб. Приведу пример. Путешественник, желающий как можно скорее достигнуть своей цели, обязывает людей отправиться в путь в известное время. Для него время чрезвычайно дорого. Но какое значение имеет время для первобытного человека, не сознающего, что следует окончить определенную работу к определенному времени? Между тем как путешественник сердится и негодует по поводу замедления, его наемники продолжают весело болтать и смеяться, и их невозможно побудить к усилиям иными способами, кроме того, чтобы вызвать в них желание угодить господину. Не были бы они правы, если бы стали порицать многих путешественников за их импульсивность и отсутствие самообладания, когда их раздражает такая маловажная причина, Как потеря времени? Наоборот, путешественник жалуется на непостоянство туземцев, скоро перестающих интересоваться предметами, занимающими его.

Для того, чтобы надлежащим образом сравнить непостоянство дикарей и белых, следует сравнивать их поведение в таких предприятиях, которые одинаково важны для каждого из них, т.-е., когда нам нужно дать верную оценку способности первобытного человека сдерживать импульсы, мы не должны сравнивать сдержанность, требующуюся от нас в известных случаях, и сдержанность, проявляемую в тех же случаях первобытным человеком. Если, например, наш социальный этикет воспрещает выражение чувств личного огорчения и беспокойства, то мы должны помнить, что личный этикет у первобытных людей может не требовать какого-либо сдерживания чувств этого рода. Мы должны, скорее, искать таких случаев, в которых сдержанность требуется обычаями первобытных людей. Таковы, например, многочисленные случаи, для которых установлено табу, т.-е. запрещение питаться известными веществами или выполнять известного рода работу, что иногда требует значительного самообладания. Когда эскимосская община голодает, а ее религиозные предписания запрещают ей воспользоваться греющимися на льду тюленями, то степень самообладания целой общины, удерживающей ее членов от умерщвления этих тюленей, конечно, очень велика. Другими примерами могут служить настойчивость первобытного человека при изготовлении им своей утвари и своего оружия, его готовность подвергаться лишениям и тягостям, нужным;, как он уверен, для исполнения его желания; например, готовность индейского юноши поститься в горах в ожидании появления своего духа хранителя; или храбрость и выносливость, проявляемые ими, с целью добиться приема в ряды мужчин своего племени; или часто описываемая выносливость, проявляемая индейскими пленными, подвергаемыми пытке их врагами.