Станислав Бахитов - Капиталистическое отчуждение труда и кризис современной цивилизации

В рамках нового класса профессионалов Д. Белл выделяет четыре сословия: научное, технологическое, административное и культурное, – подчеркивая особую прогрессивность первого [9, 501–507]. Этос науки описывается им в соответствии с идеальной моделью Р. Мертона, выделяющей такие четыре качества, как универсализм, требующий, чтобы карьера была доступна каждому талантливому человеку, коммунализм, предполагающий, что знание является общественным продуктом, свободно передаваемым будущим поколениям, бескорыстие и скептицизм, подчеркивающий беспристрастную скрупулезность, самоотказ от веры, разрушение стены между святым и мирским [9, 510–511]. При этом Белл отмечает неизбежность бюрократического и политического контроля над научными институтами и возможность возникновения здесь определенных противоречий между учеными и управленцами [9, 513–515]. Современный опыт показывает, что в большинстве случаев такие противоречия решаются в пользу управленцев.

Дальнейшее постиндустриальное развитие, по мнению Д. Белла, сгладит социальные конфликты на производстве: «Корпорация, как и университет, правительственное ведомство или большая больница – со своими иерархией и статусной системой, – для многих сотрудников превратилась в дело их жизни. Поэтому она не может более оставаться организацией с узким предназначением – в случае производственной компании лишь инструментом выпуска товаров и услуг, – но должна стать приемлемым стилем жизни для своих членов» [8, 390]. Проблемами всеобщего утверждения «рыночной личности», как и проблемами отчуждения он особо не задается. Лишь к концу работы, критикуя современную культуру (и собратьев-гуманитариев) за культивирование гедонизма, показухи и иррационализма, Даниел Белл пишет: «Постиндустриальное общество не в состоянии обеспечить трансцедентальную этику, кроме как тем немногим, кто посвятил себя служению науке» [9, 651].

Идеи Д. Белла получили широкое распространение и дальнейшее развитие. В 1980 году выходит книга американского журналиста и социолога Элвина Тоффлера (который, правда, вместо термина «постиндусриальное» обычно использовал термин «сверхиндустриальное») «Третья волна», в которой говорилось о том, что на смену индустриальному обществу, порожденному Второй волной модернизации, приходит новое общество Третьей волны. В отличие от Д. Белла Э. Тоффлер довольно много внимания уделяет преодолению отчуждения, которое он связывает не с капитализмом, а с самой природой индуст-реальности. В новом обществе Третьей волны больше внимания уделяется охране окружающей среды и использованию возобновляемых источников энергии, происходит демассификация СМИ, способствующая демассификации личности и культуры, но главное – формируются новый способ производства и новые типы общественных отношений: уменьшается доля рабочих, занятых в материальном производстве, появляется возможность значительную часть работы перенести на дом в «электронный коттедж», что позволяет бывшим наемным работникам, купив электронные терминалы и оборудование, превратиться в «независимых предпринимателей» [117, 233–337]. В будущем распространятся небольшие фирмы, в которых отношения между работниками станут более личными, с развитием системы работы на дому в «электронном коттедже» укрепится семья, члены которой будут больше времени проводить друг с другом, дети будут частично втягиваться в работу родителей, широко распространится работа по гибкому графику, учитывающему особенности и интересы работника [117, 338–403]. В результате возникает потребность в работнике нового типа: «…работодатели Третьей волны испытывают все возрастающую потребность в мужчинах и женщинах, которые принимают на себя ответственность, понимают, как их работа связана с работой других, которые могут справляться с более крупными заданиями и быстро адаптируются к изменившимся обстоятельствам и которые чувствуют настроение людей вокруг них» [117, 607].

На предприятиях меняется система власти, сотрудники теперь часто имеют более одного начальника, что, по мнению Э. Тоффлера, благоприятствует инициативным: «Такая система наказывает работников, проявляющих слепое послушание. Она вознаграждает тех, кто возражает в разумных пределах. Работники, ищущие смысл, ставящие под сомнение авторитеты, желающие поступать по своему разумению или требующие, чтобы их работа была социально значимой, могут считаться смутьянами на предприятиях Второй волны. Но предприятия Третьей волны не смогут работать без них» [117, 610].

В результате меняется ценностная ориентация работников: «Иметь много денег все еще престижно. Но и другие характеристики берутся в расчет. Среди них такие, как уверенность в своих силах, способность адаптироваться и выжить в трудных условиях, умение делать вещи своими руками…» [117, 611]. Правда, для примера новой ценностной ориентации Э. Тоффлер приводит менеджеров (!): «…уже 17 % рабочей силы отражает новые ценности, возникающие в недрах Третьей волны. В основном молодые руководители среднего звена, они, как заявляет Янкелович, “жаждут большей ответственности и более живой работы с поручениями, достойными их таланта и квалификации”. Наряду с финансовым вознаграждением они ищут в работе смысл» [117, 608]. На наш взгляд, здесь нет ничего отличного от здорового молодого карьеризма менеджеров Второй волны, разве что самих менеджеров стало немного больше.

Новая организация труда, по мнению Э. Тоффлера, потребует новой системы образования: «Многие дети станут учиться не в классной аудитории. Несмотря на давление профсоюзов, сократится, а не увеличится число лет обязательного школьного образования. Исчезнет строгая возрастная изоляция, молодые и старые будут общаться друг с другом. Образование, более разнообразное и тесно связанное с работой, будет продолжаться в течение всей жизни» [117, 606]. Правда, происходящие ныне изменения в данной сфере далеко не всегда соответствуют нарисованной Тоффлером картине. И к счастью: привязка будущей специальности детей к работе родителей скорее сузит их жизненные шансы, чем расширит, а никакой компьютер не сможет заменить систематизации знаний при формировании научного мышления, проводимой преподавателем.

С конца ХХ века постиндустриальные концепции стали распространяться и в России, что приводило порой к появлению причудливых гибридов постиндустриализма и марксизма. Так, А. М. Ковалев, говоря о возможности возникновения социально-справедливого общества, писал: «Именно новый способ производства общественной жизни, основанный на микропроцессорах, робототехнике, компьютерных устройствах и биотехнологии, а также на гуманных общественных отношениях, обеспечивает соответствие социальных и природных компонентов в рамках всей общественной жизни, поставит человека в центр социального развития» [71, 116]. Особая роль в распространении постиндустриальной идеологии в России, думается, принадлежит вышедшему под редакцией В. Л. Иноземцева сборнику «Новая постиндустриальная волна на Западе» [96], где приводятся наши работы и значительные выдержки из книг западных (и не только) сторонников постиндустриального будущего. Небольшие размеры статьи не позволяют уделить всем должного внимания. Но необязательно выпить море, чтобы узнать, что вода в нем соленая.