Николай Воронов - Знак вопроса, 2005 № 03

— Кого тебе изобразить на щите? — спросил Филей.

— Орла с распростертыми крыльями.

Филей ушел с петухами, через час.

Аристомен тоже стал собираться в дорогу.

— Скажи честно, — попросил Ксенодок, выходя во двор и потягиваясь: — у тебя любовь разделенная, но еще не познанная, правильно?

— Почему она назначает мне свидания только в новолуние?

— Проще высушенной фиги: за твою жизнь боится, и самой легче смыться с глаз, — объяснил Ксенодок. — Ведь каждое новолуние у спартанцев праздник, пьянки да гулянки. Я, пожалуй, нынешней ночью тоже порезвлюсь.

— А-а-а! — только и произнес Аристомен.

Почему Ксенодок всегда соображает быстрее него? Не будь он богохульником, лучшего толкователя во всей Элладе не сыщешь.

— Я вот только не пойму: день рождения Аполлона они справляют, а Артемиды — нет, хотя родились оба в один день. Но Артемида чуть раньше, потому что помогала матери рожать Аполлона. Видимо, прямо в пеленках. Представляю себе это зрелище!

— Язык у тебя поганый.

— Почему?

— Потому что им управляет не голова, а ж…

— Как будто я виноват, что любой причине вы придумываете имя! В лесу не подстрелил зайца — Артемида прогневалась, тучи с севера наползли — Борей злится, ласка дорогу перебежала — Гермес велит дома сидеть, а уж если девушка вдруг забеременела — это не Аристомен, тут Аполлон или дедушка Зевс постарались.

— Что бы ей подарить? — подумал Аристомен вслух об Архидамее.

— Подушку свою подари, — посоветовал Ксенодок.

— Зачем? — удивился Аристомен.

— Ну, ты приври, конечно, что она набита пухом и перьями сирен, которых ощипали музы, победив в певческом состязании. Архидамея — с твоих слов — девушка верующая. Для нее такой подарок дороже ожерелья Эрифилы. И потом, подушка твоя до того засалена, что ее все равно легче выкинуть, чем отстирать.

— Ладно, подарю подушку, — согласился Аристомен. — Может, она в ответ мне свою подарит, и та почище окажется.

— Опять же намек: человек ты холостой, неухоженный. Да и подушка вам на свидании пригодится.

— Придумай, что отцу наврать.

— Скажи, что идешь в подземное царство отнять у Аида его жену Персефону и соединиться с ней законным браком, что лавры Тесся и Пирифоя мешают спать по ночам.

— А они разве ходили?

— А как же!

— И отняли?

— Нет, — сказал Ксенодок, — пьяные, наверное, вдребадан были.

— Я сейчас побью тебя палкой.

— Тогда скажи честно: папа, я влюбился в дочь нашего гармоста. Если женюсь — весь урожай у нас останется, И козы целы, и я счастлив.

— Дурак! — не выдержал Аристомен.

— Вояка-забияка! — не выдержал Ксенодок.

— Опять уходишь? — не выдержал Никомед, появляясь во дворе. — Опять мы с Персом, два старика, пахать должны?

— Тебе же Дамис все объяснял!

— От его объяснений хлеб не растет, — сказал Никомед. — Война еще не началась, а в доме уже есть нечего. Живем, как в осаде.

— Не говори так громко, — попросил Аристомен.

— Я помогу вам, — вызвался Ксенодок.

— А твой надел? — спросил Никомед. — Да и уши все прожужжишь, помощник.

— Ладно, я пошел, — сказал Аристомен, бросая в рот горсть оливок.

— Природа свое берет, — сказал вслед Ксенодок.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Никомед.

— Ну, — замялся Ксенодок, — стремление к свободе, к счастью. Подготовка к восстанию шла в Мессении полным ходом, и та любовная история, в которую влип Аристомен, вряд ли понравилась бы кому-либо из архонтов, уже видевших его если не во главе мессенского войска, то, по крайней мере, во главе аиданского отряда. Но Аристомену пока везло, и с поручениями он справлялся. Каждый девятый день от конца месяца он, Феокл и Эвергетид проводили в доме старейшин, с одной стороны, как бы обучаясь премудростям народоправства, с другой — вникая во все дела и необходимые мелочи, появившиеся с назревающей войной. Феокл и два архонта уже ходили в Аркадию, и аркадцы обещали им немедленную помощь своим ополчением, а внуки переселившихся после падения Итомы мессенян готовы были хоть сейчас в бой. «Присылайте гонца, — говорили они, — и на следующее утро мы будем в Мессении. Все до единого». Эвергетид же с другими архонтами ходил в Аргос и принес похожую весть. Спарта сидела у всех в печенках. По пути назад на Эвергетида напали разбойники из периэков, но он легко одолел всех четверых, защищая стариков, и в доказательство принес мечи и кинжалы, хотя сам был лишь с кинжалом и клюкой, позаимствованной у одного из архонтов.

Аристомен не сообразил, зачем архонтам понадобилось таскать с собой Феокла и Эвергетида, но Ксенодок ему объяснил: их уже представляли как будущих полномочных представителей государства.

— А про тебя, дурака, забыли, — добавил он. — Или сразу в цари тебя метят?

— У нас нет царей.

— Уже — нет, и пока — нет…

Аристомену с Филеем было поручено обойти все города и поселки Мессеиии и составить списки боеспособных граждан. Затем в этих списках пометить, у кого есть оружие и доспехи, кто в состоянии сам себе купить, а кому придется идти в легковооруженные отряды гимнетов. Но обычно списки эти местные архонты готовили заранее, зная, что скоро они понадобятся, и Аристомен просил лишь для себя пометить самых-самых, из кого можно набрать ударный отряд, способный выдержать натиск спартанской фаланги. Иногда он заходил в гимнасий и наблюдал за мужчинами, иногда сам дрался на мечах в тренировочном бою и почти всегда побеждал. Это было очень важно показать: дескать, видите, какие вы еще сопляки для войны со спартанцами. Удар по самолюбию либо приканчивает человека, либо возрождает к новой жизни.

Алкидамид же должен был обеспечить Мессению запасом продовольствия на два года. Были в стране заповедные неприступные места, известные только доверенным гражданам (одно такое место и Аристомен знал — на горе Гире). Вот в них и решили архонты Мессении свозить десятую часть урожая, свозить до того, как делиться со спартанцами. На Алкидамиде и отряде из Эпеи лежала обязанность собирать и охранять этот запас. На случай, если спартанцы пронюхают, была приготовлена легенда: десятая часть предназначена для общемессенских жертвоприношений. Покуситься на нее — значит, пойти против богов. А уж как чтить бессмертных — порознь или всем народом, — это личное мессенское дело…

Аристомену порой было неудобно командовать или давать советы старшим, но скоро это прошло. Никто ему не пенял малолетством, против обыкновения.

— Чувствуют в тебе великую силу, — говорил Ксенодок с издевкой. — Но ты не обольщайся, это до первого синяка под глазом…

К вечеру Аристомен наконец дошел до заветной рощи в Лимнах и еще за стадий заметил среди деревьев белый хитон и пурпурный плащ девушки с рубиновыми губами.