Марк Абрахамс - Это невероятно! Открытия, достойные Игнобелевской премии

Ученые составили список из 100 слов, которые могут считаться нецензурными, и предъявили его 13 немецкоязычным жителям Австрии — 6 женщинам и 7 мужчинам. Каждый участник эксперимента дал каждому слову числовую оценку по степени оскорбительности, а также по вероятности того, что это слово могут правильно употреблять как мужчины, так и женщины. "Испытуемым предлагалось также оценить значение каждого слова. Относится ли оно к способности оскорбляемого выносить суждения (к примеру, "слепой"), уму (к примеру, "кретин"), внешности (к примеру, "жирняга"), сексуальной ориентации (к примеру, "гомик"), анально-генитальной области (к примеру, "дерьмо")?"

Затем исследователи отобрали 113 судей со всей Австрии, предложив им следующий мысленный эксперимент. Допустим, во время остановки в игре капитан одной из команд подходит к вам, предлагая принять определенное решение. Вы отказываетесь. "Тогда капитан говорит, (см. бранное слово внизу), разворачивается и уходит". Как вы, судья, отреагируете на это? Варианты: 1) покажете ему красную карточку; 2) покажете ему желтую карточку; 3) вынесете ему предупреждение; 4) ничего не станете предпринимать. Внизу предлагалось 28 различных бранных слов.

Исследования выявило четкую картину: "При анализе всех бранных слов, вне зависимости от характера и степени их оскорбительности, выяснилось, что лишь 55,7 % таких слов привели бы к удалению игрока, хотя Закон 12 предписывает показывать красную карточку во всех случаях, когда игрок позволяет себе подобные выражения".

Тщательно проанализировав полученные данные, исследователи пришли к двум обобщающим выводам. Во-первых, "решение показать ту или иную карточку зависит от характера оскорбительности бранного слова". Во-вторых, "арбитры более склонны показывать красную карточку за обсценные выражения с сексуальными коннотациями, нежели за ругательства, оскорбляющие внешний вид человека".

Praschinger A., Pomikal Ch., Stieger S. (2011). May I Curse a Referee? Swear Words and Consequences. Journal of Sports Science and Medicine 10: 341–345.

РЕКОМЕНДУЕМ

Р. Стефенс, Д. Аткинс, Э. Кингстон. "Сквернословие как реакция на боль". Опубликовано в 2009 г. в Neuroreport. Игнобелевская премия мира за 2010 год.

Оскорбления теперь уж не те, что раньше, если верить статье "Упадок искусства публичного оскорбления в Лондоне. 1660–1800". Автор исследования, Робер Б. Шумейкер, преподает британскую историю XVIII века в Шеффилдском университете.

Профессор Шумейкер изучил протоколы судебных заседаний с конца XVI до начала XIX столетия, обращая особое внимание на упоминающиеся в них ругательства и брань. Были времена, когда прилюдное (или даже непубличное) оскорбление кого-либо могло с легкостью привести грубияна в суд и даже в тюрьму (если оскорбление оказалось удачным, а вот фортуна от сквернослова отвернулась).

Шумейкер свел в единую таблицу количество дел, связанных с оскорблениями и слушавшихся в церковном суде Лондона на протяжении этих столетий. "Картина ясна, — пишет он. — Мощный рост в конце XVI века, максимум в 1620-е — 1630-е годы, а затем резкое падение. К концу XVIII века среднегодовое количество таких обвиняемых в Лондоне упало до одного-двух на 100 тысяч населения". В концу 1820-х годов число подобных обвинений снизилось до оскорбительно низкой цифры — одного-двух в год (не на каждые 100 тысяч жителей, а в общей сложности). (Кстати, пик соответствующей судебной активности приходится на 1633 год — тот самый год, когда появился на свет Сэмюэль Пипс. Можно лишь гадать, насколько ярче стал бы его знаменитый дневник, родись Пипс поколением раньше и застань он золотой век лондонских оскорблений.)

Шли годы. Некоторые бранные слова утрачивали часть своего обаяния, способного привести произносившего их на скамью подсудимых. Процессы теперь касались все более общих обвинений. Судебные протоколы уже были не столь интересны, ибо они лишились многих сочных эпитетов. Там остались лишь обвинения, основанные на скучных "унизительных поношениях", "скандальной брани" да "издевательской ругани".

XVII и XVIII века принесли с собой переворот в юридическом восприятии оскорблений. Шумейкер подчеркивает, что "в этот период сама природа, функция и значимость оскорблений претерпевала кардинальные изменения". Автор вспоминает слова Лауры Гауинг, историка из лондонского Королевского колледжа. Она замечает, что в былые времена "оскорбления редко имели место в частных домах, за обычной трапезой или в ходе приватной беседы: напротив, зачастую их специально произносили на открытом воздухе, стремясь к тому, чтобы вокруг имелось достаточно количество свидетелей, которые, "услыхав великий шум" на улице, оставили бы свою работу или домашние дела, дабы выяснить, что происходит, а может быть, и вмешаться… Порог дома являлся важнейшим пунктом для обмена оскорблениями". Однако к XVIII веку, сокрушается Шумейкер, "оскорбления стали менее публичными" и переместились внутрь помещений. Многие из них "производились в полуприватной обстановке дворов, лавок, пабов и домов, где не всегда имелось много свидетелей". Кроме того, "снизилась уверенность в том, что бранные слова обязательно погубят репутацию", а следовательно, "сила и эффективность оскорблений также уменьшились".

Отсюда можно сделать некоторые выводы насчет модернизации: "По большому счету, благодаря повышенной территориальной мобильности лондонцы XVIII века, в отличие от своих предков, не так уж много знали о происходящем у соседей, да и не так уж интересовались этим".

Если следовать такой логике, можно заключить: искусство публичного оскорбления пришло в упадок, ибо жители современных городов больше не любят своих соседей.

Shoemaker R. B. (2000). The Decline of Public Insult in London 16601800. Past and Present 169 (1): 97-131.

Поэты уверяют, что стихи заставляют сердце трепетать и что от них перехватывает дыхание. Группа ученых, представляющих Германию, Швейцарию и Австрию, продемонстрировала, что это заявление, в общем, соответствует истине. Во всяком случае, при определенных лабораторных условиях.

Исследователи пытаются описать это более или менее лирически. По их словам, они "пытались изучить синхронизацию между низкочастотной составляющей дыхания и респираторной синусной аритмией сердцебиения при управляемом устном воспроизведении стихотворных текстов".

Двадцать здоровых добровольцев согласились провести 20 минут, вслух читая древнегреческие гекзаметры. Родным языком для всех участников эксперимента являлся немецкий. Они читали отрывок из гомеровского эпоса "Одиссея", заставляющего (как считается) учащенно биться сердце и перехватывающего дыхание. В соответствии с современными требованиями политкорректности методику исследования предварительно одобрила специальная комиссия по этике. Результаты работ опубликовал American Journal of Physiology — Heart and Circulatory Physiology.