Патрик Дж О’Рурк - Адам Смит «О богатстве народов»

Другая причина, по которой рассуждения Адама Смита разбираются здесь прежде его жизнеописания — то, что сама его жизнь была, в противоположность современным знаменитостям, куда менее насыщена событиями, но более богата интеллектуально и более интересна в этом смысле. Он был академиком, далеким от радикальных настроений. Придерживался компромиссных, умеренно-реформистских политических взглядов, можно было бы сказать — близких либеральной партии вигов, если бы Смит был вообще был заинтересован участием в политической жизни. Со временем он пополнил число правительственных бюрократов. Однако, несмотря на все это, нечто особенное, и по-своему революционное в его мысли — я бы описал это настроение смитовской излюбленной фразой «нашего дела это не касается» («It’s none of our business») — в конце концов перевернет саму основу той системы власти, которую политические и религиозные авторитеты возводили и укрепляли тысячелетиями. Есть страны, в которых эта мысль уже сработала, где жизнь серьезно изменилась с тех пор, как самый жестокий и жадный тип встал во главе дружины разбойников, или наделенный сверхъестественными способностями шарлатан Провозгласил свою безграничную власть волей магической силы.

Но, в каком-то смысле, это является прямым делом власть имущих — вмешиваться в дела остальных. Правительства и священники не могут не накладывать определенные ограничения на преследование личных интересов, разделение труда и свободу торговли. Успешное достижение гражданами собственных интересов может обернуться прямой угрозой всей системе власти. Они рассуждают при* мерно так: дай людям возможность выбирать работу по душе — и они тут же потребуют права и свободы: ну уж нет; а что касается торговли — поймать на месте преступления, и дело с концом!

Ограничения по-настоящему действенны только тогда, когда на страже их соблюдения стоят силы, обладающие реальной властью принуждения. Пользуясь нашим доисторическим примером, принуждение в наиболее свободном применении, если можно так выразиться, — это когда я получаю и заточенные копья, и мамонтятину, и настенную роспись, и саму пещеру, а ты получаешь копьем в лоб.

Принудительные ограничения нарушают главный принцип взаимной выгоды, и это разрушает процесс торговли, что в свою очередь делает неэффективным разделение труда, что в конечном итоге пресекает все возможности удовлетворения личных интересов.

Ограничь торговлю, хоть из самых честных побуждений, — и ты уже занес ногу для «большого скачка вперед», по стопам Мао Цзэдуна. Ограничь те или иные экономические прерогативы — результат будет идентичным. Ограничь три основных принципа разом — и ты уже Мао собственной персоной.

Во всех своих работах Адам Смит отстаивает принципы свободы с точки зрения нравственности. Но все аргументы за свободу, изложенные в «Богатстве народов», на удивление прагматичны. Смит был противником большинства существующих форм экономических ограничений: пошлин, правительственных поощрений, привилегий, квот, контроля цен, монополий, картелей, гильдий, требующих повышения зарплаты профсоюзов, фиксирующих зарплату работодателей, ну и, конечно же, рабства. Он был даже против системы лицензирования докторов, полагая, что это может обернуться обогащением шарлатанов под прикрытием закона, в то время как в условиях свободного рынка мошенникам не нашлось бы места под солнцем по причине естественной конкуренции. Но — дабы не позволить грубой силе править в царстве беззакония — Смит настаивал на ключевой роли личных, нравственных ограничений.

В словах куда более печальных и честных, чем те, что мы привыкли слышать от экономистов, Смит заявил: «Сохранение мира и порядка в обществе важнее облегчения жизни нуждающихся». Без экономической свободы число нуждающихся только увеличивается, что влечет необходимость введения все более строгих ограничений для предотвращения бунтов, и следствием будет тотальное лишение свободы.

Смит осознавал, что принцип экономической Свободы обладает определенными недостатками. В частности, он был обеспокоен последствиями крайностей в разделении труда: «Человек, который проводит всю свою жизнь, выполняя несколько простых операций… чаще всего становится настолько глупым и невежественным, насколько это Вообще возможно для человеческого существа». (Да, с этим не поспоришь: привести в пример хотя бы всех этих политиков, которые только и делают, что пожимают руки и воспроизводят заученные фразы.) Но все же разделение труда стоит того. Специализация на любом производстве повышает уровень производительности. (И политиканская специализация по крайней мере оставляет надежду, что они не займутся чем-то другим, и их глупость и невежество не причинят еще больший ущерб экономическому росту.)

Проведенная Смитом логическая демонстрация того, как производительность возрастает благодаря личной заинтересованности, разделению труда и свободной торговле, опровергла тезис (до сих пор столь милый сердцу левых) о том, что обогащение одного человека непременно ведет к. обнищанию другого. Богатство — не пицца. Если я отрезал себе слишком много кусков, это не значит, что тебе остается жевать картонку.

Доказав, что богатству народа теоретически нет предела, Смит также показал, что неверно полагать, будто богатство — это лежащая мертвым грузом куча добра. Богатство должно быть распределено естественным образом в товарах и услугах; другими словами, богатство — это то, что в ходу на кухне и в конюшнях замка, а не то, что хранится в башне в железных сундуках. Смит описывает специфику этого распределения в первом предложении вступления к «Богатству народов»; «Годичный труд каждого народа представляет собою первоначальный фонд, который доставляет ему все необходимые для существования и удобства жизни продукты, потребляемые им в течение года». Смит, таким образом, одной строкой создал концепт валового внутреннего продукта. Без понятия ВВП современные экономисты вообще оказались бы не удел и просто стояли бы молча, нацепив для приличия галстуки и молясь, чтоб их миновала чаша отвечать на вопросы на телевидении.

Если само богатство не привязано к определенной форме, то такова и его мера — деньги. Сами по себе деньги не имеют никакой ценности. Спросите об этом любого малыша, кому случалось проглотить монетку, и он вам подтвердит. Не говоря уже о тех, кому случалось переживать инфляцию. Но не будем забывать, что в восемнадцатом веке деньги все еще изготовляли, по большей части, из драгоценных металлов. Поэтому рассуждения Смита о сущности денег могли произвести слегка обескураживающий эффект на читателей, несмотря на то, что им был известен пример наводненной золотом, но погрязшей в нищете Испании. Золото, определенно, стоит столько золота, сколько оно весит. Но вовсе не столь очевидно, что оно стоит чего-то еще. Это почти как если бы Смит сначала доказал, что все мы можем иметь больше денег, а потом доказал бы, что за деньги нельзя купить счастье. И это правда. Счастье купить нельзя. Его смежно взять в аренду.