Патрик Дж О’Рурк - Адам Смит «О богатстве народов»

На самом деле, никто не принимает аксиомы Адама Смита как неопровержимую данность — конечно, если эта данность не заключается в хорошей прибыли, больших ежегодных премиях, дешевой рабочей силе на стройках, повышении производительности и текущей политике Системы Федерального Резерва. Так же, как и Американская Федерация Труда и Конгресс производственных профсоюзов, как Франция и как сумасбродные любители уличных забастовок всех мастей, мы готовы спорить с Адамом Смитом и его принципами. Но чтобы этот спор был подобающе интеллигентен, мы должны прежде всего рассмотреть и обдумать как следует всю совокупность его аргументов. И какова бы ни была пропорция «за» и «против», «Богатство народов» — слишком значимый труд, чтобы оставить его без внимания, если мы хотим серьезно разобраться в сущности экономики.

Итак, настроившись на чтение, мы усаживаемся в любимое кресло, берем в руки нетленный опус Адама Смита, и сразу понимаем — да, вот это весомый труд. И торжественно открываем первую из многих, очень многих страниц «Исследования о природе и причинах богатства народов». И тут же ловим себя на том, что представшее перед нами количество повергает нас в большее интеллектуальное смущение, чем, по нашему предположению, способно качество текста, каким бы оно ни оказалось. Это случается с большинством читателей большинства великих сочинений (чаще всего в последнюю ночь перед экзаменом). И даже я, дерзающий считать себя поклонником классической литературы и принципов свободного рынка, почувствовал это смущение, приступая к «Богатству народов», в имеющемся у меня издании занимающему девятьсот страниц, плюс вступление, плюс предисловие издателя и приложение.

Мне доводилось слышать, что средний возраст — отличное время, в том плане, что можно опять и по-новому насладиться классическими произведениями, и теперь, сорок лет спустя после окончания колледжа, я могу проверить это на собственном опыте. Я, надо предположить, способен зрело вдохновиться «Диалогами» Платона, с высоты прожитых лет переоценить «Потерянный рай» и, будучи уже не мальчиком, но мужем, серьезно поразмышлять над «Богатством народов» Адама Смита. Кстати, интересно, а я вообще его читал? Что-то не могу ничего припомнить… Возможно, еще одна положительная черта среднего возраста — то, что краснеешь больше от рома, чем от досады, и теперь я могу наконец, признаться, что прочитать сей труд в студенческие годы у меня была кишка тонка. Эх, что уж там говорить, если на выпускном зачетном семинаре по творчеству Джордж (а) Элиот (а)? мне хватило наглости спросить: «А чего этот “Миддлмарч” такой длинный?»

Одна из причин, по которой Смит был так неэкономен на слова, — как раз экономическая. В первом издании «Богатство народов» стоило 1 фунт 16 шиллингов за книгу. А «обычная заработная плата» в то время, по собственной оценке Смита, составляла 10 шиллингов в неделю. И поэтому потребители, даже обеспеченные потребители такой интеллектуальной роскоши как книги, хотели получить за свои деньги нечто весомое.

Труд, выпущенный Институтом Катона в 1997 году, изложил главные идеи «Богатства народов» на семи с половиной страницах. Дэвид Боаз, исполнительный вице-президент Катона, написал во введении, как полагается, о том, что читателю, без сомнения, стоит насладиться оригинальным сочинением в полном объеме. «Нет, нет, нет, только не Богатством народов!» — сказал на это Том Палмер, старший научный сотрудник Катона и главный его эксперт по Адаму Смиту.

Смит сумел возвести экономику в ранг научной дисциплины, внеся ясность в ту неуправляемую свистопляску, какой предстает взгляду экономика в реальном действии. Но значит ли это, что в таком случае экономика должна заниматься также и проблемами всех остальных научных дисциплин? Представьте себе, какие вопросы психологии, социологии, политологии и инженерных технологий оказываются вовлечены, когда, выходя из супермаркета, вы обнаруживаете у своего пятилетнего малыша неоплаченного Крошку Пони? Так вот, Адам Смит был рад отстраниться от чисто экономических материй так же, как вы и ваш рыдающий малыш. Вот, например, одно из таких отступлений — несмотря на прошедшие 230 лет, оно прекрасно описывает и объясняет, почему Анжелина Джоли зарабатывает такое огромное количество денег:

«Существуют такие очень приятные и прекрасные таланты, которые обеспечивают их обладателям своего рода восхищение, но использование которых в целях заработка признается… своего рода общественной проституцией… Непомерное вознаграждение актеров, оперных певцов, танцовщиков и пр. объясняется этими двумя причинами: редкостью и красотой талантов и плохой репутацией, связанной с использованием их указанным образом».

Вот такого рода замечания и делают 892 с половиной страницы «Богатства народов» заслуживающими чтения. По крайней мере — некоторые из этих страниц. Том Палмер не ошибался насчет того, что корпеть над настоящим, вдумчивым прочтением этой книги — титанический труд. Не все из смитовских отступлений посвящены оперным певцам н танцовщикам, скачущим под музыку Монтеверди. Есть, например, шестидесятисемистраничный пассаж о колебаниях стоимости серебра в течение последних четырех веков — призванный разрушить миф о том, что каждый товар имеет определенную фиксированную стоимость. Но для тех, кто не заинтересован в историографии валют, это все равно что читать «Вестник садовода и огородника» на языке урду.

Еще одной причиной, побудившей Смита написать столь объемный труд, могло быть желание опубликовать все плоды его многолетних размышлений: к моменту окончания работы над «Богатством народов» ему было уже пятьдесят три, и он не был уверен, что здоровье позволит ему написать другую книгу. И он действительно не написал другой. Том Палмер назвал это «эффектом лавины — он накопил критическую массу идей и при первом же шансе обрушил все».

Восемнадцатый век был временем, когда ценилась ясность выражения мысли — передышкой между напыщенным пафосом предшествующей эпохи и романтической чепухой последующей. Но стиль эпохи Просвещения, несмотря на ясность был весьма пространным: отклонение от темы, если оно было не лишено своего смысла, не считалось недостатком сочинения. И неторопливое чтение считалось одним из приятнейших способов проведения досуга. Да, что ж поделать, в 1700-х надо было как-то выживать без телика.

Эдмунд Берк, который сам мог запросто вставлять размышления любого рода в свои сочинения, в письме Адаму Смиту как-то отметил: «В некоторых местах вы рассуждаете над теми же вопросами, что и господин Локк, разве что в гораздо более пространном изложении. Как бы то ни было, я вменяю это исключительно щедрости вашего стиля выражения, который несомненно более предпочтителен, чем сухая, стерильная манера, к которой так склонны сторонники скучного педантизма».