Никита Моисеев - ЧЕЛОВЕК И НООСФЕРА

В этом сложном взаимодействии многих противоречивых начал, определяющих процесс развития, оказывается возможным и полезным выделить некоторые самостоятельные линии. Можно, например, изучать аспект стабильности (в частном случае устойчивости) живых форм, способность организмов сохранить свой гомеостазис и по этому параметру ранжировать типы организационных структур живой материи. Это будет одна из возможных классификаций, имеющих определенный интерес. В такой классификации на первом месте будут стоять, вероятно, синезеленые водоросли. Одно из первых мест в ней займут также и термиты, которые продемонстрировали удивительную способность сохранять свой образ жизни.

Примечание. У синезеленых водорослей могут появиться и конкуренты. Не так давно в стоячих глубоководных источниках были найдены бактерии, живущие при температуре до 200–250 градусов Цельсия и давлении выше двухсот атмосфер.

Но совсем другая характеристика живого — его способность усваивать внешнюю энергию. На этой шкале распределение живых существ будет выглядеть уже совершенно иначе. Организация прокариотов займет в ней последнее или одно из последних мест. Могут рассматриваться и другие классификации живых систем. Биологу, скажем, важно знать разнообразие особенностей организма, его способность к развитию эволюции, его пластичность, совершенство нервной системы и т. д.

Типов классификации может быть очень много. Это и понятно: любая организационная структура описывается таким количеством параметров, что однозначное упорядочение просто невозможно. Поэтому употребление в биологии выражения «процесс эволюции» я постараюсь брать в кавычки. Любая форма существования жизни — это всего лишь одна из возможных форм самоорганизации материи, и их очень непросто сравнивать между собой. Здесь, кстати, и следующий пример.

Одним из интереснейших явлений, которые изучает гидродинамика, является турбулентность. Ее порождает потеря устойчивости ламинарной формы течения жидкости. Упорядоченное и хорошо наблюдаемое движение жидких частиц сменяет хаос турбулентного течения. Но и в этом беспорядке мы прослеживаем закономерности. Они связаны с многообразием новых форм организации течения жидкости, разнообразием более или менее долгоживущих вихревых образований и характера их эволюции. Но можем ли мы выделить в этой эволюции более «прогрессивные» или более «высокие формы»? В общем, все формы турбулентного движения жидкости объективно присущи этому явлению, и все они определяются законами физики. Все они равны «перед лицом Природы» и, так сказать, «заготовлены ею впрок». А какая из всего многообразия возможностей реализации течения будет наблюдаться в действительности, сказать не только трудно, но подчас и невозможно из-за принципиальной непредсказуемости результатов действия механизмов бифуркационного типа.

Этот простой пример достаточно удобен для пояснения моей точки зрения: вся картина развивающегося мира представляется мне как некоторый единый процесс турбулентного движения с разными временными и прогрессивными характеристиками его «вихреподобных» образований. Этот процесс развивается в рамках дарвиновской триады. В силу свойств механизмов, определяющих развитие, он в общем случае необратим и, следовательно, неповторим. Отсюда происходят основные трудности его понимания и попыток его теоретической реконструкции.

Примечание. Предлагаемая интерпретация схемы развертывания мирового эволюционного процесса — это следствие «физикалистской» позиции автора. Представители других специальностей создают другие образы. И они, разумеется, столь же нужны, как и предлагаемый. Так, например, специалисты в области эволюционной теории чаще всего концентрируют свое внимание на непрерывном возрастании сложности организационных структур (цефализации). И они изучают развитие с этих позиций. Такой подход будет использоваться и нами во второй части этой книги. В результате и у эволюционистов появляется специфическая упорядоченность организмов. Возникает, например, понятие «высота организации организмов», которое широко используется в работах В. Н. Беклемишева и И. И. Шмальгаузена.

Сказанное относится к любым процессам развития, в том числе и к антропогенезу, и к становлению разума. Поэтому попробуем с этих позиций интерпретировать их начальные стадии и описать возможную схему процессов, в результате которых внутри стада неоантропов возникли новые связи между отдельными особями, между стадом и окружающей средой; представить себе, как они постепенно деформировались по мере того, как наш предок приобретал новые свойства, все более и более отличающие его от животных; как действовали, наконец, алгоритмы эволюции в критические, поворотные моменты истории становления человечества.

Этот процесс самоорганизации не был однозначным и прямолинейным. Он приводил к разным формам неоантропов, и к тем, которые развивались, и к тем, которые практически остановились в своем развитии, а затем безжалостно уничтожались все более и более жестким естественным отбором.

Стремление сохранить гомеостазис, стремление к сиюминутному успеху, позволяющему наилучшим образом адаптироваться к тем или иным конкретным условиям, приводило зачастую к узкой специализации, например, к гигантизму. Но такая специализация происходила, как и при всяком компромиссе, в ущерб развитию других качеств, в частности, разума, что было особенно важно. Поэтому даже незначительные изменения в условиях обитания быстро приводили подобные формы к гибели.

Наибольшие перспективы в своем будущем развитии получали не всегда те, кто сегодня показался бы нам наиболее сильным и благополучным. Заметим сначала, что те приматы, к которым принадлежали наши предки, то есть австралопитеки (их, по-видимому, было несколько разновидностей), относились отнюдь не к самым сильным и наилучшим образом приспособленным к жизни в тропическом лесу. В противном случае они не ушли бы из леса жить в саванну. Предки современных высших обезьян — горилл, шимпанзе, были, вероятно, значительно лучше приспособлены к лесной жизни, где они и господствовали. Но именно это обстоятельство и сослужило нашим предкам добрую службу, сделавшись впоследствии источником их дальнейшей «прогрессивной» эволюции. Внешним толчком для нее оказалось изменение условий обитания.

В начале четвертичного периода (где-то около трех миллионов лет тому назад) началось общее похолодание климата. Площадь тропических лесов стала сокращаться. Их место заняла засушливая саванна. Ареал обитания человекообразных обезьян из-за этого резко сузился. И в лесах сохранились лишь наиболее приспособленные.