Никита Моисеев - ЧЕЛОВЕК И НООСФЕРА

К сказанному следует добавить, что в системе управления неизбежно присутствуют те или иные помехи, флюктуации, снижающие «качество» управления, то есть степень точности достижения поставленной цели. Количество этих помех и ошибок также стремительно растет вместе со сложностью управляемой системы.

Итак, если система достаточно сложна, если наши возможности обработки информации ограничены, то говорить об управлении такой системой в том строгом научном смысле слова, какой мы ввели в предыдущем параграфе, нельзя! Этот факт имеет огромное принципиальное значение, когда речь идет о системах социальной природы. Но и при создании сложных технических систем надо всегда помнить о предельных возможностях управления. В случае системы большой сложности можно говорить лишь о направленном развитии системы, о том, чтобы ее состояние находилось в окрестности, вблизи тех или иных ориентиров. Заметим, что понятие «направляемое развитие» уже не имеет четкого математического смысла и его выяснение требует каждый раз конкретного содержательного анализа.

Все сказанное полностью относится и к проблемам управления экономическими организмами. С увеличением их размеров, объемов и номенклатур производства система управления очень быстро усложняется. Качество управления начинает падать. Этот факт всем хорошо известен — мы все являемся его свидетелями, и главный его индикатор — рост числа «белых воротничков», то есть количество управленческого персонала, во всех развитых странах, как капиталистических, так и социалистических.

Значит, на определенном уровне сложности необходима децентрализация, передача прав (или части прав) отдельным элементам этого экономического организма — отдельным предприятиям, например. Такая перестройка неизбежна. Иначе экономический организм начнет хиреть — он войдет в полосу застоя, неизбежные управленческие ошибки в планировании в первую очередь приведут к их лавинообразному росту. Управление сделается номинальным, возрастет хаос, дальнейшее развитие «управляемого» экономического организма неизбежно прекратится. И это тоже общий постулат, подкрепленный многолетним опытом развитых государств с плановой экономикой, где первоначальные успехи при неизменной структуре управления сменяются стагнацией.

Но при этом следует иметь в виду, что децентрализация сама по себе не является еще панацеей и не делает систему управляемой. Более того, она рождает и новые трудности. В самом деле, обретая самостоятельность, то или иное предприятие сразу превращается в организм: у него возникают собственные цели и определенные возможности им следовать. Эти новые цели вовсе не обязаны совпадать с целями всего хозяйственного организма: они всегда будут иными — не антагонистическими, но другими.

Примечание. К сожалению, эти факты (необходимость считаться с реальными законами развития) не сделались общепризнанными, и, начиная с 30-х годов, в нашей стране постепенно утвердилась иллюзия возможности директивного планирования и управления таким огромным объектом управления, каким является народно-хозяйственный организм Советского Союза. Судьба людей, думавших иначе, реалистически представлявших себе возможности и средства направляемого развития, настоящих больших ученых: Кондратьева и Чаянова — трагична, они расстреляны, Вайнштейн провел большую часть жизни в заключении и ссылке, Леонтьев уехал в США. На долгие годы была исключена возможность серьезного обсуждения той структуры управления и планирования, которая была выгодна ведомственным монополиям и позволяла административно-командной системе «держать в руках» народное хозяйство.

Значит, проблема децентрализации совсем не проста и требует создания специальных правил взаимоотношения иерархических звеньев. Иногда эту задачу удается удачно решить на основе опыта и интуиции, и тогда, казалось бы, разрозненно работающие предприятия начинают работать как единый, достаточно слаженный механизм.

Так произошло, например, в Советском Союзе в начале двадцатых годов, после окончания гражданской войны, во время утверждения новой экономической политики. В эти годы общество впервые столкнулось с проблемой управления экономическим организмом целой страны, причем страны, занимающей 1/6 часть суши. Впервые в истории все недра, все воды, земля и все средства производства были обобществлены. Возникла беспрецедентная задача их рационального использования. Этот опыт не только интересен с чисто практической точки зрения, но его успехи и его просчеты крайне назидательны. Он бесценен с точки зрения общества, связанного по рукам и ногам условиями «экологического императива»!

Здесь нет места для его подробного анализа (см. подробнее: Моисеев Н. Н. Социализм и информатика. М., 1988), и я в этом разделе остановлюсь лишь на одном моменте, сыгравшем, как мне кажется, решающую роль в успехах экономической политики 20-х годов и оказавшем большое влияние на развитие теоретической мысли.

В тот период были организованы тресты и синдикаты — совершенно автономные экономические образования. Они были чем-то похожи на акционерные общества или даже крупные корпорации западных стран, в которых отсутствует лицо, обладающее контрольным пакетом акций. Другими словами, не было единого «хозяина». В таком случае власть вручается менеджеру, который несет перед акционерами полную ответственность за судьбу предприятия или корпорации.

Советские тресты и синдикаты, вернее, их руководство получило полное право на управление всем капиталом этих производственных организмов. Но вместо акционеров капитал принадлежал государству. И перед ним управляющие несли полную моральную, финансовую и уголовную ответственность за развитие и процветание руководимого ими экономического организма. Он мог процветать, тогда процветало и руководство синдиката, и его коллектив. Но он мог и прогореть, и тогда рабочие не получали зарплаты, а руководство шло под суд!

Синдикат заключал договоры с вышестоящими инстанциями — Госпланом, наркоматами и т. д. Эти договоры были им выгодны, ибо обеспечивали сбыт и снимали трудность снабжения. Государство устанавливало и налоги на прибыль, причем налоги были дифференцированные. В остальном же тресты и синдикаты существовали в условиях довольно свободной рыночной экономики.

Итак, в двадцатые годы в Советском Союзе существовала рыночная экономика, и, несмотря на это, я употребил слова об управлении. Так было ли хозяйство 20-х годов управляемым организмом? Было или нет?

Теперь бы я сказал — оно было направляемым. Ленинское руководство страны, вероятно, достаточно отчетливо понимало (во всяком случае, интуитивно — никто из них не был специалистом в области управления), что централизованное управление организмом всей страны невозможно — невозможно в принципе! Можно говорить только о желательных тенденциях, о прогностических вариантах… И только в укрупненных показателях! И только приближенно (план не был тогда законом!).