Кевин Бэйлз - Одноразовые люди. Новое рабство в глобальной экономике

Может показаться, что я с излишней настойчивостью возвращаюсь к этим условиям и вопросам новой рабовладельческой системы. Но новое рабство подобно новой болезни, против которой нет вакцины. До тех пор пока мы действительно не поймем его, до тех пор пока не узнаем, что заставляет эту систему работать, у нас мало шансов остановить рабство. А эта болезнь распространяется. Новая система рабства разрастается, число закабаленных людей увеличивается с каждым днем. Мы стоим на пороге эпидемии рабства, которое через систему глобальных экономических связей задевает непосредственно наши жизни.

Перечисленные условия также поясняют, почему современные стратегии не всегда способны эффективно бороться с новым рабством. Официальные средства, которые усиливают запреты на владение, не эффективны, поскольку закабаление и контроль достигаются без оформления права собственности [22]. Когда владение не является необходимой составляющей рабства, оно может быть скрыто или легитимизировано в рамках системы обычных рабочих контрактов. Для того чтобы законы против рабства заработали, насилие должно быть явным, тогда оно может быть наказано. Несомненно, остальные законы должны трактовать это как нарушение основных прав человека, ограничение передвижения, работу без оплаты или работу по принуждению в опасных условиях. Рабство — бесспорно крайнее нарушение прав человека, кроме, пожалуй, убийства, но чтобы раскрыть такие нарушения необходимы две вещи: политическая воля и возможность защитить жертву. Если у правительства нет достаточных мотиваций, чтобы гарантировать права человека в границах собственной страны, эти права могут просто исчезнуть. Если те, чьи права нарушены, не могут найти защиту, они вряд ли смогут справиться с теми, кто вооружен и имеет власть. Такова ситуация во многих странах, где рабство сегодня процветает.

Именно отсутствие защиты — основная проблема при попытках остановить новое рабство. ООН призывает национальные правительства защитить своих граждан и усилить законодательную базу. Но если правительства предпочтут игнорировать ООН, то эта организация мало что сможет сделать. В 1986 году Организация Объединенных Наций получила отчет о семьях, захваченных в рабство в Судане. В 1996 году, через 10 лет после просьбы заняться проблемой, правительство Судана в конце концов объявило официальное расследование. Крайний срок объявления результатов расследования, назначенный на август 1996 года, прошел без каких-либо официальных заявлений; в то же время поступают новые доклады о том, что женщины и дети племени динка по-прежнему похищаются и обращаются в рабство военными, за спиной которых стоит правительство. Если рабство продолжается потому, что правительство предпочитает закрывать глаза, сотрудничать с рабодержателями или даже само закабаляет людей, то вряд ли дипломатические усилия могут дать серьезный результат.

Вот почему необходимо задать два вопроса: «Что может заставить правительства (или помочь им) защищать собственных граждан?» и «Что мы знаем о новом рабстве, что позволило бы нам остановить его, если национальные правительства не желают этого делать?» Оба вопроса имеют экономические ответы. Если прекращение апартеида в Южной Африке чему-либо нас и научило, так это тому, что если сильно ударить правительство по карману, это может заставить его изменить образ действий. Если рабство перестанет быть выгодным, не станет мотиваций для закабаления людей. Но что мы знаем о реальной экономике в системе нового рабства? Ответ, я боюсь, будет — почти ничего. Именно по этой причине я начал свое путешествие. В Таиланде, Мавритании, Бразилии, Пакистане и Индии (все эти страны подписали соглашение ООН о рабстве и кабальном труде) я исследовал местные формы рабства. В каждом случае я пытался понять, как рабство превращается в бизнес, и как окружающее сообщество либо защищает рабство обычаями, либо из страха игнорирует его. Когда вы познакомитесь с рабами так, как познакомился с ними я, и поймете их жизнь, когда вы выслушаете оправдания рабовладельцев и официальных лиц, тогда, я надеюсь, вы поймете, что такое новое рабство и что мы можем сделать, чтобы остановить его.

Шири [23]просыпается около полудня. В самый момент пробуждения она точно знает, кто она и кем стала. По ее словам, саднящая боль во влагалище не позволяет забыть о пятнадцати мужчинах, которых она «обслужила» этой ночью. Шири пятнадцать лет. Проданная своими родителями год назад, она утратила желание сопротивляться и убежать из публичного дома, на смену им пришло приятие произошедшего и покорность.

В провинциальном городе Убон Ратчитани, расположенном в северо-восточном Таиланде, Шири живет и работает в публичном доме. С десяток борделей и баров, обветшалых и грязных зданий, выстроились вдоль улицы как раз за углом нового торгового центра в западном стиле. Между публичными домами рассеяны лавки торговцев едой. Женщина за прилавком, торгующая лапшой как раз напротив публичного дома, где Шири работает, выполняет также роль шпиона, тюремщика, сторожевого пса, сводни и экономки для Шири и еще двадцати четырех женщин, живущих в борделе.

Публичный дом окружен стенами с железной калиткой, выходящей на улицу. За стенами — пыльный двор, бетонный стол для пикников и обычный для этих мест молельный дом — маленькая часовня, стоящая отдельно от остальных зданий в тайском стиле. Низкая дверь ведет в бетонную комнату без окон, где не продохнуть от запаха сигарет, несвежего пива, блевотины и пота. Это комната «выбора» (hong du). Вдоль одной из стен комнаты сгрудились заляпанные столы и кабинки, вдоль другой — узкая приподнятая платформа со скамьей, занимающая всю длину комнаты. Скамейка ярко освещена, и ночью женщины сидят здесь, выставленные на всеобщее обозрение, пока мужчины пьют пиво и выбирают одну из них.

Пройдя через дверь у дальнего конца скамьи, мужчина, следуя за выбранной девушкой, проходит мимо окошка, где кассир берет с него деньги и записывает, какую девушку он выбрал. Отсюда его ведут в комнату девушки. За стенами бетонной приемной публичный дом выглядит еще запущеннее, превращаясь в беспорядочные трущобы, кроличьи норы крошечных спален, где девушки живут и работают. Шаткая лестница ведет наверх — туда, где прежде был, наверное, амбар. Верхний этаж являет ряд дверей, отстоящих примерно на пять футов одна от другой и открывающихся в комнаты размером 5-7 футов, в которых помещается лишь кровать и практически ничего больше.

Обрезки дерева и картона отделяют одну комнату от другой, Шири украсила стены своей каморки портретами популярных среди тинэйджеров звезд эстрады, вырезанными из журналов. Над ее кроватью, как и в большинстве комнат, висит в рамке портрет короля Таиланда, с потолка свешивается единственная лампочка. Рядом с кроватью стоит большая жестяная банка с водой, рядом крючок для полотенца. В ногах кровати рядом с дверью на полке сложена кое-какая одежда. Стены очень тонкие, слышно все, что происходит в соседних комнатах, крики кассира эхом отдаются внутри, неважно, закрыты двери или нет.