Лев Кокин - Пути в незнаемое

«Я с первого взгляда могу узнать настоящего библиофила по той манере, с которой он берет книгу, — писал Анатоль Франс — …Я сам видел однажды, как г-н каноник любовно ласкал своею рукою серую телячью кожу, облекавшую „Жития отцов пустыни“… Это был грех… Ничто не проходит даром, и в книге Ангела… мне кажется, я читаю: „Г-н каноник в такой-то день на набережной Вольтера наслаждался сладострастными прикосновениями…“»

Ну конечно, библиофилам, подобным Тарасенкову, не могли угрожать неприятности, которые угрожали г-ну канонику, но все же и на жизненном пути библиофила Тарасенкова были испытания. У каждого времени свои тернии, и потом давно уже известно — Голгофа есть везде, где есть творчество.

Но начнем по порядку…

Дом на Конюшках. Старый тополь у крылечка. Калитка. Звонок. Утро начиналось с бандеролей. Он сам торопился отворить дверь.

— Россия шлет!..

В грубой оберточной бумаге, заклеенные марками, заштемпелеванные печатями — Хабаровск, Ростов, Одесса… Чаще совсем небольшие, величиною с почтовую открытку, невесомые, редко увесистые, — книги-стихов ложились на старый письменный стол, очень длинный и неуклюжий, купленный в комиссионном магазине по случаю.

И сразу на карточку заносилась библиография книги и слева синим карандашом проводилась черта, что означало — книга есть, книга стоит на полке. Книга в бандероли чаще всего оказывалась новинкой, выпущенной где-нибудь в областном, краевом издательстве в текущем или в минувшем году. Это от «личных представителей» Тарасенкова — из Хабаровска, Омска, Одессы, Киева, Ленинграда! От литераторов, поэтов, библиотекарей, редакционных работников. Друзей и знакомых, зачастую и не знакомых, знакомых только по письмам… Письма от Тарасенкова, письма к Тарасенкову.

«С присланным вами списком книг дела обстоят следующим образом:

Сейчас я ничего не могла найти буквально созвучного ему. Но — обождите разочаровываться, есть несколько возможностей, которые позволят реализовать ваш список, если не целиком, то наполовину уж конечно.

Первая возможность. В нашем единственном смоленском магазине старой книги я „собственными глазами“ видела некоторые вещи, включенные в ваш список.

Белокурый дядька — заведующий магазином — не дал мне их хорошо рассмотреть, потому что эти книги сданы ему на комиссию и еще не расценены. Я умолила этого еще не обюрократившегося гражданина отложить для меня все, что имеет хоть вид стихов. Он обещал.

Вторая возможность.

Когда Твардовский вернется из командировки, он тоже проверит присланные вами названия и, безусловно, кое-что найдет…»

«Отобрала большую кипу стихов, среди которых есть вам нужное. Во-первых, Белый: старое издание „Пепла“ — в сером, пепельном переплете с красными буквами заглавия. „Золото в лазури“ — тоже старого издания — обложка выполнена золотом и лазурью. Заведующий содрал за Белого неимоверно. Но зато христианскую цену назначил на „Стихотворения“ Соловьева; на „Облака“ Адамовича, на Кузмина „Вторник Мэри“ и др. В общем, радуйтесь и веселитеся. Всю эту захватывающую дух (не от тяжести, нет!) кипу я беру завтра. У меня не хватало десяти рублей для окончательного овладения этим богатством…

«Книжку Кежуна пришлем. Если не достанем — стянем… Но вы получите на следующей неделе (до 25-го)…

«Скоро в Крыму выйдут 2 книги стихов. Они — за тобой…

«Очень глупо себя перед вами чувствую — до сих пор ничего не смогла достать из того, что вы просили. Ну нигде нет этих книг — ни в библиотеке, ни у букиниста, ни у друзей. Еще не все потеряно — один пройдоха обещал мне „из-под земли вырыть…“.

P. S. Сегодня посылаю книжку Гарнакерьян „За родную землю“. Ростов и пр. Я ее выменяла в библиотеке, так что пусть вас не смущает библиотечный штамп…

«Милый друг, товарищ Тарасенков. Я уже, видите, заговорил с жалобной интонацией. Что делать — „Вы просите песен — их нет у меня…“, грузинских переводов прислали мне один-единственный экземпляр, и тот ушел… Я написал в Тифлис — но тифлисцы фантастические люди, и надеяться на них невозможно. Но на днях в Москву должен приехать Симон Чиковани, уж он-то привезет экземпляр с собой. Там же его стихи…

«Однотомник А. А. [23] А. Ахматова. тебе будет, будет, будет, ради Христа — не нуди. Он вот-вот выйдет, но т. к. они издают его очень пышно, то сохнет обложка — я же тут ни при чем. Кстати, А. А. на днях сдает в наш „Сов. писатель“ очень интересную книжку — „Нечет“, стихи 40–46 гг. Они обещают ее выпустить быстро — там должно быть много нового. Пришлю, конечно. Несмотря на твой ужасный характер, я продолжаю относиться к тебе очень нежно.

И так далее… И так далее… И так каждый день — письма, бандероли.

Почтальон утверждал, что Тарасенков один дает нагрузку почте как целый квартал… Добровольных и добрых помощников своих Тарасенков вербовал везде и всюду, и отнюдь не одних лишь сопричастных к литературе. В дни войны — офицеры, матросы Балтийского флота. В мирное время — все, с кем сталкивала дорога, дела, обстоятельства.

Тарасенков не оставался в долгу. А в те годы — это если спросишь, конечно в официальном порядке, где-нибудь в учреждении в областном или районном центре, допустим: «Что вы читаете, что вы прочли за последнее время?», ответ гласил: «Всех лауреатов Сталинской премии!» Ну, а если не официально, то книжной валютой, обменным фондом, так сказать, служили «Золотой теленок», «Двенадцать стульев», рассказы Зощенко. На книжном рынке всегда своя «валюта». Разное время — разная валюта…

— Россия шлет!

Случалось, Россия слала и не только книги стихов текущего времени, случалось, в бандероли вдруг — уникальный экземпляр какой-нибудь книги, мелькнувшей на книжном прилавке в Вятке, Оренбурге, в Екатеринославе лет тридцать — сорок назад и канувшей в Лету!.. Ветвицкий, например, раз в жизни согрешивший книгой стихов в 1915 году ко дню вербного базара в Тамбове. Сколько было экземпляров этой книги? Тираж в те годы не указывался. На благотворительном базаре в пользу раненых первой империалистической войны книгу раскупили и тут же бросили, читать стихи эти ни к чему, и книга эта никому ни к чему… Но Тарасенкову она очень к чему! Она ему крайне необходима в его коллекцию русских стихов двадцатого века! Но между Тарасенковым, между тем временем, когда ему понадобилась книга Ветвицкого, и тем годом, когда Ветвицкий издал ее, — империалистическая война, революция, гражданская война, Отечественная… Сколько уцелело этих книг? Где?.. Тарасенков случайно наткнулся на Ветвицкого Вл. — на обложке какой-то купленной им старой книги, где было объявлено: «Готовится к печати книга Ветвицкого Вл. „Стихотворения“». И конечно, тут же с присущей ему аккуратностью было внесено в дезидерату: «Ветвицкий Вл. „Стихотворения“, Изд. Губ. Ком. Всеросс. Земск. Союза. Тамбов. 1915». И поставлен знак вопроса. Надо проверить — вышла или не вышла или только объявлена. И по книжной летописи того времени выяснил — вышла. И тогда письмо к «личным представителям», у кого дубли дезидераты: «Ветвицкий. Вл. „Стихотворения“. Изд. Губ. Ком. Всеросс. Земск. Союза. Тамбов. 1915», просьба включить в дезидерату и при случае… И тут же на карточку: