Марк Форсайт - Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

Главная разница между нашим и древнеафинским отношением к пьянству состоит в том, что афиняне напивались намеренно. На современной вечеринке в западных странах напиться можно случайно — вы просто не замечаете, как перебрали. На симпосиях никакой случайности не было. На симпосии напивались целенаправленно, последовательно и прилюдно. Каждому выдавалась чаша с вином, которую требовалось осушить до дна — только тогда наливали еще. Не допивать было не по-мужски и считалось нарушением приличий. Симпосиарх велит пить — значит, пьем.

Но нельзя сказать, что симпосиарх затевал банальную пьянку. Он, как распорядитель, решал, каким будет вечер — неспешной дегустацией или разгульным кутежом. Главное, что зависело это именно от него, а не от гостей.

Кстати, именно поэтому самый знаменитый симпосий в истории как раз не был настоящим симпосием. «Пир» у Платона начинается с жалобы хозяина на похмелье после вчерашнего:

…они совершили возлияние, спели хвалу богу, исполнили все, что полагается, и приступили к вину. И тут Павсаний повел такую речь.

— Хорошо бы нам, друзья, — сказал он, — не напиваться допьяна. Я, откровенно говоря, чувствую себя после вчерашней попойки довольно скверно, и мне нужна некоторая передышка… [17] Цит. по: Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т. 2 / Пер. С.К. Апта // Философское наследие. Т. 116. РАН, Институт философии. — М.: Мысль, 1993.

В связи с этим принимается необычное решение:

…все сошлись на том, чтобы на сегодняшнем пиру допьяна не напиваться, а пить просто так, для своего удовольствия.

Для афинян это было из ряда вон, так что Платону пришлось расписать все подробно. Пить «по желанию». Какое варварство! Они там даже флейтистку отсылают за ненадобностью.

Затем на типичном симпосии наступало время беседы, которая тоже велась в несколько неожиданной для современного жителя Запада манере. Определять тему беседы и даже меру своего в ней участия гости были вольны не больше, чем определять меру выпитого. Тему назначал симпосиарх, и гости по очереди высказывались. В платоновском «Пире» темой выбрана любовь, у Ксенофонта в аналогичном произведении собравшиеся описывают предмет своей наивысшей гордости. Но и там и там каждый гость обязан изложить свои соображения подробно и обстоятельно.

Почти наверняка бывали симпосии и менее возвышенные, когда гостям предлагалось рассказать пошлый анекдот, но формат все равно оставался неизменным. Никакого привычного нам свободного течения застольной беседы и полная невозможность просто отмолчаться. У Ксенофонта один из гостей, предприняв такую попытку, навлекает на себя гнев Сократа. Даже если постепенно собрание становилось все менее церемонным, нам оно все равно показалось бы слишком регламентированным, как игра по строгим правилам.

Кстати, поиграть на симпосии афинянам тоже доводилось. Называлась эта игра «коттаб», и состояла она в том, чтобы выплеснуть точно в цель последние капли вина из порционной чаши. Иногда для этого приносили специальную бронзовую мишень, а иногда игрокам предлагалось потопить пиалу, плавающую в тазу. Нередко мишенью выступал человек. Здесь гости уже слегка шли вразнос, поэтому неудивительно, что старики такие игры порицали, призывая молодежь заняться чем-нибудь более конструктивным.

Но если симпосиарху угодно было играть в коттаб, все играли в коттаб. Неизвестно, сколько длился этот диктат. Вино не любит авторитарного управления, пьяный разгул тяготеет к демократии. Рано или поздно алкоголь должен был восторжествовать над дисциплиной. Когда заканчивался первый кратер вина, симпосиарх велел нести следующий, и в конце концов хаос вступал в свои права. Вот как это описано у драматурга Эвбула:

Три чаши я дарую благомыслящим в моем застолье: первой чашей чествуем здоровье, а второю — наши радости любовные, а третьей — благодатный сон. Домой уходит умный после этого. Четвертая нахальству посвящается, истошным воплям — пятая, шестая же — разгулу пьяному, седьмая — синякам, восьмая чаша — прибежавшим стражникам, девятая — разлитью желчи мрачному, десятая — безумью, с ног валящему [18] Цит. по: Афиней. Пир мудрецов / Пер. Н.Т. Голинкевича. — М.: Наука, 2016. .

Безумие, наверное, слишком сильно сказано, однако греки действительно верили, что чрезмерное количество алкоголя способно лишить разума. И может быть, в силу самовнушения такое происходило и на самом деле. Историк Тимей из Тавромения описывает случай, который нам покажется странным, а древним грекам — абсолютно правдоподобным.

…был в Акрагасе дом, который назывался «Трирема» [вид судна] — и вот почему. Напившись в этом доме, некие юноши настолько помешались, что возомнили, будто плывут в триреме, которую швыряет по бурному морю. Полностью утратив разум, они выбросили в окно всю мебель, все кушетки, кресла и кровати, воображая, что выкидывают их за борт по приказу капитана, пытающегося облегчить судно. И даже собравшаяся у дома толпа, которая с готовностью принялась растаскивать предметы обстановки, не вразумила юношей. На следующий день, когда в дом наведались городские власти, юноши все еще лежали вповалку на полу — якобы страдая от морской болезни. На расспросы они ответили, что ради спасения от неминуемой гибели вынуждены были облегчить корабль, скинув весь лишний груз за борт. Заметив недоумение на лицах властей, один из юношей, самый старший, сказал: «Я, о тритоны, был так напуган, что забился под скамьи и лежал там как можно ниже и тише». И власти простили юношам их выходку и отпустили с наказом впредь соблюдать меру в вине. Юноши, выражая глубокую признательность, пообещали: «Если мы, уцелев после этой страшной бури, благополучно прибудем в порт, то воздвигнем вам памятник на видном месте как своим спасителям, рядом со статуями других морских богов, за то, что явились на помощь в нужный час». С тех пор этот дом называется Триремой.

Не стоит думать, будто подобным образом заканчивался каждый симпосий, но если вы верите, что с перепоя можно сойти с ума, то сойдете. Если вы считаете, что алкоголь вызывает галлюцинации, они у вас будут.

Завершались симпосии по-разному. Можно было мирно разойтись по домам, можно было никуда не идти, а заснуть прямо на кушетке, воспользовавшись тем, что вы уже на ней возлежите. Иногда совершали комос — так называлось действо, когда подогретая компания вываливалась наружу и носилась по улице с воплями и гиканьем, намеренно будя соседей. У Ксенофонта после симпосия все разъезжаются домой в приподнятом настроении; у Платона все засыпают пьяным сном, кроме кристально трезвого Сократа.

На этот счет историки и философы единодушны: Сократ пил много, но при этом не пьянел. Может, он и впрямь обладал настолько стройной и четкой душевной организацией, что даже хмель был не в силах нарушить ее строгую рациональность. А может, ему досталась нечеловечески трудолюбивая печень. В любом случае Сократ, видимо, возглавляет многочисленные ряды тех, кого превозносили за способность пить не пьянея.