Агата Кристи - Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

— Эль хамду лиллах [109] Благодарение Аллаху (араб.). .

И была сразу же вознаграждена за старания восторженной арабской скороговоркой. Женщины энергично закивали. Виктория шагнула было к ним, но араб-слуга, или кто он там был, поспешно отступил к двери и перегородил ей дорогу. Он жестом отослал женщин прочь и вышел сам, а дверь снова запер. Но перед тем как скрыться, он несколько раз повторил одно слово:

— Букра-букра…

Это слово Виктория слышала и раньше. Оно означало — «завтра».

Она снова села на кровать, стала думать. Завтра? Завтра должен кто-то приехать или должно произойти какое-то событие. Завтра ее заключению, возможно, придет конец. А может быть, заодно и ей самой? Нет, куда ни кинь, не нравятся ей эти разговоры про завтра. Чует ее сердце, что лучше бы ей завтра здесь не быть.

Но есть ли возможность отсюда выбраться? Она в первый раз всерьез задумалась на эту тему. Подошла к двери, осмотрела. Нет, тут и думать нечего. Замок не из тех, которые можно открыть шпилькой, — не говоря уж о том, что она вообще вряд ли способна открывать замки шпилькой.

Оставалось окно. Окно, как она вскоре убедилась, выглядело не так безнадежно. Деревянная резная решетка на нем, оказывается, вся прогнила. Но, ведь пока будешь обламывать гнилые деревяшки, чтобы можно было протиснуться наружу, произведешь много шума, а на шум неизбежно обратят внимание. Кроме того, комнатка, в которой ее заперли, находится на втором этаже, и, значит, надо будет либо соорудить какую-то веревку, либо прыгать, и тогда запросто можно подвернуть ногу или еще как-нибудь покалечиться. В книгах, припомнила Виктория, веревку связывали, изорвав на ленты простыню. Она с сомнением поглядела на толстое стеганое одеяло и на тряпку, которой была прикрыта, когда очнулась. Ни то, ни другое не годилось. Исполосовать на ленты ватное одеяло ей нечем, а тряпку, правда, изорвать можно, но она такая ветхая, что нипочем не выдержит вес человека.

— Вог черт! — сказала Виктория вслух.

Мысль о побеге представлялась ей все соблазнительнее. Ее тюремщики, судя по всему, — люди простые, для них, если уж тебя посадили под замок, то это окончательно. Что можно убежать, им и в голову не придет: заперли тебя, значит, сиди. Человека, который сделал ей укол и потом добавил ее сюда, в доме сегодня нет, это почти наверняка: он, или она, или они ожидаются «букра» — завтра. А пока Виктория оставлена на попечение местных немудрящих обитателей, которые честно исполняют, что им велено, однако вряд ли способны потягаться с изобретательностью молодой европеянки, подстегиваемой страхом надвигающейся гибели.

— Будем отсюда выбираться, — решила Виктория.

Она подошла к столу и принялась за еду. Надо подкрепить силы. На подносе оказался опять рис, а также апельсины и несколько кусков мяса в ярком оранжевом соусе. Виктория съела все, напилась воды из кувшина. Когда она ставила кувшин обратно, хлипкий стол пошатнулся и вода выплеснулась на пол. На полу сразу же образовалась лужица жидкой грязи. И при виде ее в хитроумном мозгу мисс Виктории Джонс родилась одна мысль.

Спрашивается только, оставляют ли они ключ в замке или уносят с собой?

Время близилось к закату. Скоро должно стемнеть. Виктория опустилась перед дверью на колени, заглянула в большущую замочную скважину. Свет через нее не проникал. Нужен какой-то длинный предмет, чтобы засунуть в скважину, очиненный карандаш или кончик вечного пера. Вот досада, что у нее отобрали сумочку. Виктория, сведя брови, оглядела комнату. На подносе лежала только большая ложка. Сейчас она, к сожалению, не годится, но позже, по-видимому, будет кстати. Усевшись на пол, Виктория стала ломать голову над тем, что бы такое сунуть в замочную скважину? В конце концов, издав восклицание, она сняла туфлю, вынула из нее кожаную стельку и туго скатала в трубочку. Трубочка получилась довольно твердая, не согнешь. Виктория вставила ее в скважину и принялась тыкать и поворачивать. Большущий ключ, к счастью, сидел не плотно. На третьей или четвертой минуте он поддался и довольно бесшумно вывалился на земляной пол за дверью.

Теперь, сказала себе Виктория, надо торопиться, покуда не стемнеет окончательно. Она взяла кувшин с водой и стала понемножку подливать на пол под дверь, как можно ближе к тому месту, куда, по ее расчетам, упал ключ. Нальет, поскребет ногтями и ложкой вычерпывает грязь из лужицы. Мало-помалу под дверью образовался узкий желобок. Виктория легла щекой на пол, но ничего не было видно. Тогда, закатав рукав, она сумела просунуть под дверь руку выше запястья. Пошарила, пока не задела кончиком пальца металлический предмет. Вот он, ключ, но как его ухватить? Виктория отколола английскую булавку, на которой у нее держалась разорванная бретелька, согнула из нее крючок, вставила в край арабской лепешки и лежа приступила к ужению. Сначала ничего не получалось, и она уже была готова расплакаться от досады, когда крючок все-таки зацепился за ключ, ей удалось подтащить его ближе, а затем, прихватив пальцами, по желобку под дверью втянуть в комнату.

Виктория села на пятки, восторгаясь собственной ловкостью. Она перемазанной рукой вставила ключ в замочную скважину. Выждала, когда поднялся особенно громкий лай окрестных бродячих собак, и тихонько отперла замок. Дверь поддалась нажиму, приоткрылась. Виктория осторожно выглянула. Там оказалась еще комната, с провалившимся в нескольких местах потолком и открытой настежь дверью. Виктория переждала немного, прислушалась и на цыпочках прошла через комнату. Сразу за ее порогом начиналась корявая глинобитная лестница, она огибала дом и вела в сад.

Это все, что Виктории нужно было знать. Она так же на цыпочках возвратилась в свою тюрьму. Что кто-нибудь еще к ней сегодня явится, можно было не опасаться. Оставалось подождать, пока окончательно стемнеет и деревня — или городок? — погрузится в сон. А тогда уходить. Она еще заметила за порогом наружной двери брошенный кусок черной ткани, наверно, старое женское покрывало, аба, в которое очень кстати можно завернуться, чтобы не видно было европейской одежды.

Сколько пришлось прождать, у Виктории не было возможности определить. Ей казалось, что вечность. Наконец звуки человеческой деятельности по соседству стихли. Остановился патефон, весь вечер оравший арабские песни. Смолкли гортанные разговоры, кашель; не слышно было больше заливистого женского хохота и детского плача. В ночи раздавалось только отдаленное завыванье, должно быть, шакалье. И то взлаивали, то затихали бездомные собаки, но это, как Виктория убедилась, теперь до утра.

— Ну, поехали! — сказала она себе и встала.

Дверь за собой она, немного подумав, заперла и оставила ключ торчать в замке снаружи. Затем вслепую пересекла вторую комнату, подобрала черное покрывало и вышла на лестницу. Недавно взошла луна, так что было достаточно света и видны ступеньки. Виктория оказалась на высоте глиняной стены, ограждающей сад. Если спуститься по лестнице вниз, то надо будет пройти под окнами дома. Оттуда из нижних комнат доносился храп. Может быть, лучше по верху садовой ограды? Стена толстая, можно пройти.