Агата Кристи - Багдадская встреча. Миссис Макгинти с жизнью рассталась. После похорон

— А он не казался вам… я бы сказал, немножечко чудным?

— Как будто нет. Чудной — это что-то другое. Застенчивый, неловкий — вот он какой. Таких много. Не нашел себя человек в этой жизни, мается. Отсюда и неуверенность, скованность.

Пуаро взглянул на незнакомку. Уж у нее уверенности в себе хоть отбавляй. С лихвой хватит и на двоих.

— Он вам нравился? — спросил он.

Она вспыхнула:

— Да, нравился. У нас в комнате сидит еще одна девушка, Эми, она всегда над ним подсмеивалась, называла растяпой, но мне он очень нравился. Такой добрый, тихий, учтивый. И много чего знал. В смысле — начитанный.

— Понятно, начитанный.

— По матери сильно тосковал. Она ведь много лет болела, вы, наверное, знаете. Даже не болела, а так, постоянный упадок сил, и он был ей как нянька.

Пуаро кивнул. Таких матерей он знал.

— Она, конечно, тоже о нем заботилась. Беспокоилась о его здоровье, чтобы он зимой не простужался, хорошо ел.

Сыщик снова кивнул. Потом спросил:

— Вы были друзьями?

— Трудно сказать… едва ли. Иногда разговаривали. Но когда он отсюда ушел, я… мы… почти не встречались. Однажды написала ему по-дружески, но он не ответил.

— Но он вам нравится? — негромко спросил Пуаро.

Она с вызовом ответила:

— Да, нравится…

— Это замечательно, — искренне обрадовался Пуаро.

Мысленно он вернулся к тому дню, когда разговаривал в тюрьме с осужденным… Перед глазами его, как наяву, возник Джеймс Бентли. Мышиного цвета волосы, худой и нескладный, выступающие костяшки на пальцах рук, большие кисти, на цыплячьей шее торчит кадык. Взгляд смущенный, исподлобья, даже какой-то коварный. Совсем не из прямых и открытых людей, которым готов верить на слово, — коварный и лживый тип себе на уме, как-то неприятно бормочет под нос… Именно такое впечатление Джеймс Бентли производил на поверхностных наблюдателей. Так восприняли его и присяжные. Этот и наврет с три короба, и ограбит, и старушку огреет по голове…

Но на инспектора Спенса, который хорошо разбирается в людях, Джеймс Бентли произвел совсем другое впечатление. И на Эркюля Пуаро тоже… А теперь, как выясняется, и на эту девушку.

— Как вас зовут, мадемуазель? — спросил он.

— Мод Уильямс. Могу я как-то… ему помочь?

— Думаю, что да. Есть люди, мисс Уильямс, которые считают, что Джеймс Бентли невиновен. Они собирают факты, чтобы доказать это. Расследование возглавляю я и могу сказать, что кое-чего уже добился… да, определенно добился.

Он произнес эту ложь не моргнув глазом. Ибо считал ее крайне необходимой. Кто-то где-то должен забеспокоиться. Мод Уильямс наверняка не станет молчать, об их встрече она кому-нибудь расскажет, и это будет брошенным в пруд камнем — по воде пойдут круги…

Он сказал:

— Вы с Джеймсом Бентли много разговаривали. Он рассказывал вам о своей матери, о своей семье. Может быть, он упоминал кого-то, с кем он или его мать были в плохих отношениях?

Мод Уильямс задумалась.

— Нет… о плохих отношениях, пожалуй, речи не было. По-моему, его мать недолюбливала молодых женщин.

— Матери преданных сыновей никогда не любят молодых женщин. Я имею в виду нечто другое. Какая-нибудь семейная распря, вражда. Может, у кого-то был на них зуб?

Она покачала головой:

— Ни о чем таком я никогда от него не слышала.

— А о своей домовладелице, миссис Макгинти, он когда-нибудь говорил?

Она чуть поежилась:

— Не называя по имени. Однажды сказал, что она слишком часто потчует его копченой селедкой… а в другой раз — что домовладелица переживает из-за пропавшего кота.

— А он не говорил вам — прошу вас, будьте со мной откровенны, — что знает, где она держит деньги?

Девушка чуть побледнела, но тут же с вызовом вскинула подбородок:

— Представьте, да. У нас зашел разговор о том, что люди перестали доверять банкам, и он сказал, что его домовладелица хранит свободные деньги под половицей. И добавил: «Я спокойно могу их взять, когда ее нет дома». Не то что в шутку, он был не мастер шутить, а так, будто тревожился за нее — что же она такая легко мысленная?

— Ага, — сказал Пуаро. — Это хорошо. С моей точки зрения, разумеется. То есть кража для Джеймса Бентли — это скрытое действие за чьей-то спиной, но отнюдь не связанное с убийством. Ведь он мог бы сказать и по-другому: «Однажды кто-нибудь из-за этих денег даст ей по голове».

— В любом случае он не мог говорить об этом всерьез.

— Конечно. Но в разговоре, пусть легком и бездумном, наружу обязательно выходит ваша суть — что вы за человек. Умный преступник держит рот на замке, но умный среди преступников — большая редкость, обычно они тщеславны и болтливы, в итоге большинство из них удается поймать.

Мод Уильямс резко бросила:

— Поделом.

— Но ведь кто-то эту старушку убил.

— Кто же? Вам это известно? Вы до чего-то додумались?

— Да, — снова солгал Эркюль Пуаро. — Кое до чего я уже додумался. Но нам предстоит пройти длинный путь.

Девушка посмотрела на часы:

— Мне пора. У нас перерыв — всего полчаса. Этот Килчестер такая дыра, ужасное захолустье… Раньше я работала только в Лондоне. Позвоните, если понадобится какая-то помощь… настоящая помощь, понимаете?

Пуаро достал одну из своих визитных карточек. Написал на ней «Лонг-Медоуз» и номер телефона.

— Сейчас меня можно найти здесь.

Он не без огорчения заметил, что его имя не произвело на нее никакого впечатления. Что поделаешь, молодежь теперь пошла темная, бок о бок с ними ходят выдающиеся современники, а им и дела нет.

Возвращаясь автобусом в Бродхинни, Пуаро пребывал в более радужном настроении. По крайней мере, хоть кто-то верит в невиновность Джеймса Бентли. И не так уж он одинок на этом свете, как сам о себе думает.

Пуаро мысленно вернулся к своей встрече с Бентли в тюрьме. Она оставила тяжелый осадок. У заключенного даже не заискрилась надежда в глазах, приход Пуаро почти не вызвал у него интереса.

— Спасибо, — вяло сказал Бентли, — только вряд ли мне что-нибудь поможет.

Нет, врагов у него нет, это точно.

— Откуда взяться врагам, если тебя вообще едва замечают?

— А ваша мама? Может быть, враги были у нее?

— Не было. Все ее любили и уважали. — В его голосе послышалось легкое негодование.

— Как насчет ваших друзей?

— Друзей у меня нет, — ответил, вернее буркнул Джеймс Бентли.

Но тут он был не совсем прав. Мод Уильямс была ему другом.

«Чудесно все-таки заведено в природе, — подумал Эркюль Пуаро, — любой мужчина, с виду совсем не привлекательный, обязательно становится избранником какой-то женщины».

Проницательный Эркюль Пуаро верно заметил: у мисс Уильямс сильно развито материнское начало, хоть и выглядела она весьма эротично.

Она обладала качествами, которых Джеймс Бентли был напрочь лишен, — энергичная, волевая, не желающая пасовать перед обстоятельствами, полная решимости добиться своего.