Роберт Аллен - От фермы к фабрике

Знаменитая модель экономического развития сэра Артура Льюиса (1954), подразумевающая наличие неограниченных трудовых ресурсов, представляет собой основу для теоретического обоснования этих выводов. Льюис выдвигает концепцию, согласно которой экономика делится на два сектора: современный сектор, включающий в себя промышленное производство, где производительность прямо пропорциональна трудовым затратам и объему инвестируемого капитала, и традиционный сектор, в основе развития которого лежит эксплуатация земельных и трудовых ресурсов. Рост экономики в рамках данной модели происходит в том случае, когда присутствует фактор накопления капитала, причем расширение современного сектора экономики требует привлечения трудовых ресурсов из традиционного сектора. По мнению Льюиса, отток занятости из традиционного сектора возможен без потери в объемах традиционного производства, а минимальная заработная плата является достаточным фактором привлечения избытка рабочей силы на заводы. Процесс перетекания трудовых ресурсов, полагает автор, будет продолжаться до тех пор, пока современная экономика не впитает в себя весь объем избыточного труда, после чего в результате нехватки рабочих в сельскохозяйственной отрасли произойдет снижение объемов производства традиционной экономики и дальнейшее экономическое развитие потребует повышения уровня заработной платы для стимулирования дальнейшего перехода рабочих и выравнивания мотивационных факторов современной экономики с ростом производительности сельскохозяйственной отрасли. Очевидно, что в процессе построения своей модели экономического развития Льюис «предвидел» наступление «двух этапов» истории роста и неравенства. На первом этапе рост душевого ВВП не сопровождался соответствующим повышением уровня реальной заработной платы населения, что привело к увеличению социального неравенства. В рамках второго этапа происходил обратный процесс: наблюдалось выравнивание социальной структуры в определенной степени, обусловленное ростом доходов населения в реальном выражении.

Непосредственное проявление этой теории можно наблюдать в истории европейского экономического развития. Несмотря на значительный рост экономики стран Западной Европы в 1500–1870 гг., влияние структурных трансформаций в данном регионе оказалось недостаточно заметным, чтобы привести к завершению первого этапа развития, определенного Льюисом. Решающее значение на переход западноевропейских стран ко второму этапу оказали достижения викторианской эпохи, влияние которых, однако, не распространялось на государства восточной Европы и на большинство их юго-восточных соседей — экономика этих государств стала безнадежно отставать от новых лидеров. Факт повышения уровня реальной заработной платы рабочих в Западной Европе символизировал выгоды населения от перехода к капита-диетической модели развития, а также означал, что наступление эпохи процветания стало стимулом к трансформации политического курса этих стран и их ориентации на построение социальной демократии.

Экономическое развитие Российской империи, которое по ряду признаков можно считать впечатляющим, тем не менее было недостаточно стремительным, чтобы повлиять на рост реальной заработной платы рабочих или привести к формированию социал-демократического типа менталитета. Поэтому революционные события 1917 г. требовали более веских оснований, чем простое неравенство в развитии, хотя характер экономического развития царской России не мог не вызвать резкую реакцию населения. Аналогичная судьба постигла многие периферийные государства, где подобные черты развития привели к политической нестабильности и социальному расколу общества по классовой принадлежности.

Революции 1905–1907 и 1917 г. можно в равной степени отнести как к категории городских бунтов, так и к категории волнений сельскохозяйственной общины. В обоих случаях требования крестьянства были сходны: они хотели очередного перераспределения земельных участков и передачи их в собственность, причем не в индивидуальное владение, а в общинное. Эта особенность сформировалась в ходе событий 1917 г., когда государственная политика совершила коренной поворот, и от поддержки общины, характерной для периода, предшествующего революции 1905 г., правительство перешло к мерам по ликвидации общинного строя. Обе волны бунтов — крестьянских и рабочих — стали отражением фундаментальных экономических противоречий российского общества, хотя следует отметить, что у каждого революционного периода были особенные аспекты, которые влияли на характер событий.

Традиционный подход к исследованию крестьянских революций — отнесение их к категории примеров, иллюстрирующих феномен так называемой аграрной инволюции. Стремительный рост численности населения страны вкупе с нехваткой пахотных земель и общей технологической отсталостью сельскохозяйственной отрасли привели к возникновению небольших фермерских хозяйств, а также стали причиной низкой производительности труда и крайне невысокого уровня дохода населения. Поэтому можно утверждать, что революция являлась закономерной реакцией крестьянства на нищету, и в этой ситуации экспроприация владений знати становится логичным пунктом политической программы [25].

Аргументация в пользу подобной точки зрения весьма неоднородна. В качестве распространенного доказательства используется тот факт, что рост обрабатываемых площадей был крайне медленным, в то время как население росло стремительными темпами. Вполне очевидным результатом являлось постоянное сокращение наделов, отдаваемых в пользование крестьянам, что соответствует «инволюционной теории». Еще один аспект, свидетельствующий об обнищании населения, — долги по выкупным платежам. Подобный взгляд на развитие русской деревни вполне согласуется с точкой зрения Гершенкрона, который предполагал, что причиной замедления роста производительности сельскохозяйственного сектора и статичности объемов производства является сохранение общинного типа землевладения. Однако при этом не представляется возможным соотнести данные заключения с замечаниями Грегори, согласно которым в стране наблюдался существенный рост объемов производства и производительности труда. В действительности же сокращение пахотных земель на каждого крестьянина — это лишь одна сторона медали, поскольку этот процесс сопровождался постоянным расширением осваиваемых территорий за счет включения в оборот степей и западной части Сибири. Площадь сельскохозяйственных угодий все больше расширялась, причем в оборот попадали территории, почва на которых была довольно высокого качества. В 1885–1913 гг. темпы прироста сельскохозяйственных угодий практически совпадали с темпами роста населения: 1,3 % против 1,4 % в год соответственно, а поголовье скота в эти же годы росло еще быстрее — ежегодный прирост составлял около 1,7 %.