Роберт Аллен - От фермы к фабрике

Выход из общины, как правило, не приветствовался основной массой деревенских жителей: большинство крестьян видело в таких «единоличниках» угрозу принципу равного доступа к земельным ресурсам [29]. При всей неоднозначности такого подхода следует отметить, что существуют веские основания считать эти опасения вполне обоснованными. Долгое время велись серьезные дискуссии по данной проблеме. Ленин считал, что крупномасштабные хозяйства были более выгодными с экономической точки зрения, чем мелкие хозяйства. Это давало возможность фермерам, которые возделывали большие площади, приобретать или арендовать землю по более высокой стоимости, чем могли себе позволить мелкие земледельцы. Если исходить из этой теории, то тогда конкурентный рынок земли, который был целью реформ Столыпина, привел бы к возникновению сильно дифференцированного крестьянского социума. В рамках этого расслоения относительное меньшинство обрабатывало бы большие площади, используя наемный труд, источником которого стали бы широкие массы населения, не владеющие землей или имеющие малые ее участки.

Существуют две причины, позволяющие утверждать, что крупные фермерские хозяйства могут быть экономически более эффективны, чем мелкие. Первая причина заключается в предположении, что крупномасштабные фермы более эффективно используют труд, рабочий скот и оборудование. Ленин разделял эту точку зрения и в качестве доказательства ссылался на земские обзоры, в которых приводилось сравнение двух категорий крестьянских хозяйств. В своей работе «Развитие капитализма в России» Ленин (1984, 74–75) обобщил результаты исследования Постникова, посвященного анализу обзоров деятельности фермерских хозяйств, расположенных на юге России. Постников разбивает все хозяйства на группы в соответствии с их размером, и для каждой группы «он определяет количество работников (вместе с наймитами), голов рабочего скота, орудии и пр. на 100 десятин посева». Сравнительный анализ групп демонстрирует, «что это количество уменьшается по мере увеличения размеров хозяйства». В частности, «например, у сеющих до 5 десятин приходится на 100 десятин надела 28 работников, 28 голов рабочего скота, 4,7 плуга и буккера, 10 бричек, а у сеющих свыше 50 десятин — 7 работников, 14 голов рабочего скота, 3,8 плуга и буккера, 4,3 брички». В итоге Постников приходит к выводу: «С увеличением размера хозяйства и запашки у крестьян расход по содержанию рабочих сил, людей и скота, этот главнейший расход в сельском хозяйстве, прогрессивно уменьшается, и у многосеющих групп делается почти в два раза менее на десятину посева, чем у групп с малой распашкой». В то же время Ленин отмечает, что данные результаты описывали ситуацию в сфере производства зерна и, возможно, окажутся нерелевантными для интенсивного земледелия или животноводства.

Влияние масштабов хозяйства на экономическую эффективность остается спорным вопросом в рамках изучения аграрных экономик. Многие современные исследователи склонны оспаривать концепцию «масштабности», основывая свои доводы на результатах анализа сегодняшней группы стран третьего мира и сопоставлении показателей эффективности развития разных стран (Бинсвангер и Розенцвейг. 1986; Бинсвангер, Федер и Дейнингер. 1997, 1968). Однако, с другой стороны, данные по странам — производителям зерна в раннем современном периоде истории Европы подтверждают гипотезу Ленина. Так, первым исследователем фермерского хозяйства в конце 1760-х гг. стал Артур Янг, британский мелиоратор, который в своем анализе стремился определить влияние масштабов хозяйства на его производительность. Этот пример стал своего рода образцом для земских обзоров. И действительно, данные его исследования, как показывают последние оценки, свидетельствуют о том, что крупные фермы показывают большую эффективность по сравнению с малыми хозяйствами (Аллен. 1998; 1992, 159–163, 201–203, 211–227). Источником повышения эффективности таких ферм являлись факторы, аналогичные тем, что существовали на юге России: экономия в использовании труда, лошадей и сельскохозяйственного оборудования, причем величина этой экономии была сопоставима с данными, приведенными в анализе Постникова. Аналогичные результаты демонстрируют исследования фермерского сектора Франции XVIII в. Согласно этим данным, во Франции наблюдалось сходное влияние масштабов на экономию в процессе использования «пахотных бригад» и погонщиков (Морисо и Постель-Виней. 1992; Морисо. 1994). Представляется вероятным, что в условиях немеханизированного выращивания зерна такой подход действительно способствовал масштабной экономии ресурсов, однако при этом в конце XIX в. в южноазиатских государствах, производящих рис, такой закономерности не наблюдалось.

Существует также альтернативный вариант обоснования экономической эффективности крупных хозяйств — доступность более дешевых кредитных средств. Более зажиточные граждане, как правило, имели возможность занимать деньги по сниженной процентной ставке или на более выгодных для них условиях, чего не могли себе позволить бедные крестьяне. А поскольку доход владельцев более крупных сельскохозяйственных наделов обычно был выше, чем мелких, то очевидно, что из-за доступности дешевого капитала их издержки снижались. Именно этот фактор обычно используется для обоснования преимуществ крупных ферм в Южной Азии — регионе, где такой экономический аспект, как выгоды от механизации процессов, практически отсутствует. Для устранения проблем в сфере кредитных рынков аграрного сектора был создан Крестьянский Поземельный Банк, но, несмотря на эти меры, в 1908 г. правительственная комиссия по сельскохозяйственному кредитованию пришла к выводу, что существующие на тот момент институты не соответствовали потребностям фермерского хозяйства (Пэйот. 1999, 222–223). Неравный доступ к кредитным средствам — это еще один фактор, позволяющий выдвинуть предположение о том, что система середняцких хозяйств не может быть стабильной и неизбежно трансформируется, в результате чего относительно небольшое количество более крупных ферм станут эксплуатировать труд наемных рабочих из числа безземельного большинства.

В среде крестьянства реформы Столыпина привели к формированию двух групп: предприимчивые представители этого сословия, которые усматривали в реформах шансы на успех в рамках большого хозяйства, могли решиться на выход из общины, вывести свой участок. При этом они стремились к расширению владений путем выкупа или аренды части сельскохозяйственных угодий до размеров, позволяющих реализовать теорию экономии средств за счет крупномасштабное™ производства. Прочие же крестьяне, которые были не столь уверены в собственном успехе, могли оставаться членами общины и оказывать сопротивление проводимым реформам. Исследования той группы, которая стремилась к обособлению от общины, демонстрируют, что ее представители являлись выходцами из самых крайних «размерных» групп, в которые входили наиболее мелкие и наиболее крупные хозяйства. Значительное количество владельцев небольших земельных участков продавали свои наделы и склонны были к совместному отделению от общины. Обладатели более крупных площадей отправлялись в свободное плавание, выводя за пределы общины и землю (Аткинсон. 1983, 91–92). Именно эти крестьяне относилась к группе «решительных и сильных» людей [30], которые считали, что у них есть все шансы на успешное ведение крупного хозяйства. Однако эта же группа являлась меньшинством среди населения деревни — большинство крестьян, стремящихся сохранить свои позиции в сельском хозяйстве, предпочитали остаться внутри общины [31].