Роберт Аллен - От фермы к фабрике

В 1928–1970 гг. экономика Советского Союза росла стремительными темпами, что было обусловлено политикой накопления капитала и создания рабочих мест в промышленности для той части населения, которое в противном случае оказалось бы неэффективно занятым в сельскохозяйственном секторе. Этому также способствовали такие факторы, как переход к реализации стратегии развития тяжелой промышленности, внедрение плановых показателей производства и мягкие бюджетные ограничения. После 1970 г. ряд внешних и внутренних факторов привел к резкому замедлению экономического роста. Роль внешнего «раздражителя» сыграла холодная война между СССР и США, побудившая советское руководство перенаправить значительный объем исследовательских ресурсов из сектора гражданских инноваций в сферу военного производства, что привело к снижению темпов повышения производительности. Внутренней причиной послужило окончание эпохи избыточных трудовых ресурсов: была устранена безработица в сельском хозяйстве, а природные ресурсы страны, находившиеся в легком доступе, оказались полностью выработанными. Стране требовалась новая стратегия. Советское руководство ответило на эти изменения, вложив огромные суммы денег в переоснащение старых заводов и развитие Сибири. Это похоже на то, как если бы правительство США приняло решение о сохранении сталелитейной и автомобильной промышленности на Среднем Западе, переоборудовав старые заводы и обеспечив их рудой и топливом из северной Канады, вместо того чтобы закрыть предприятия в промышленном поясе и импортировать автомобили и сталь, произведенные на новых, ультрасовременных заводах Японии, закупающей дешевое сырье в странах третьего мира (что и было сделано). СССР был нужен политический курс, предполагавший закрытие старых предприятий и перевод рабочих на новые производственные площадки с высокой производительностью. Кроме того, следовало разработать и внедрить меры по сокращению использования энергии и промышленных материалов, а также по стимулированию расширения вовлеченности в международные торговые отношения.

Предложенная здесь интерпретация спада экономического роста Советского Союза является альтернативой исследованиям, в центре внимания которых лежали проблемы мотивации с соответствующим отсутствием стремления руководителей предприятий к выполнению поставленных задач. Данная работа демонстрирует, что планы, напротив, реализовывались, однако ключевая проблема заключалась в том, что они изначально был неэффективны. Возможность претворения в жизнь глобальных изменений посредством директив вышестоящих кругов являлась важным преимуществом советской социалистической системы. Развитие тяжелой промышленности, а также использование плановых показателей выработки и политики мягких бюджетных ограничений в качестве производственных ориентиров были уместны в условиях 1930-х гг.; их стали оперативно внедрять, что привело к быстрому росту инвестиций и потребления. Но к 1970 г. нарушился баланс между «правильными» и «неправильными» экономическими решениями. Президент Горбачев был настолько решительным и изобретательным, насколько это вообще было возможно для советского лидера, однако он избрал ложный путь для своих экономических реформ. Пожалуй, ключевым достоинством рыночной системы является ее принцип, согласно которому управление экономикой не является компетенцией отдельно взятых индивидов, поэтому никто не обязан выдумывать решения постоянно возникающих проблем. Особенность советской экономики, которая изначально являлась ее сильной стороной, впоследствии стала ее главным недостатком. Рост экономики прекратился лишь потому, что руководству страны не хватало находчивости, позволяющей справляться с новыми вызовами времени.

Динамика уровня национального дохода в Советском Союзе — предмет многочисленных исследований экономистов. Ключевым вопросом анализа является достоверность данных, поэтому я полагаю целесообразным начать именно с определения этого фактора. Вторая линия анализа предполагает исследование основных попыток схематизации роста советской экономики. Заключительный пункт представляет собой обзор данных по уровню национального дохода с 1820 г. в России и СССР, приведенный в работе Мэддисона (1995), а также изменений, которые я внес в его последовательность.

Работа над этой книгой потребовала формирования подробных сводов демографических и экономических показателей Советского Союза в 1928–1939 гг. Конечно, эти ряды данных прежде всего основаны на цифрах из советских источников, при том что ряд экономистов выражают определенные сомнения в достоверности этих данных (один из недавних примеров — Ханин. 1991). Говоря об этом, следует проводить различия между такими агрегированными показателями, как, например, объем промышленного производства или чистый материальный продукт, и исходными рядами данных по объемам производства отдельных видов сырья. Среди западных ученых весьма широкое распространение получило негативное отношение к сводным показателям, используемым в советском дискурсе. В эту книгу такого рода цифры в исследования не включены; вместо этого проведен новый расчет агрегированных данных в соответствии с традиционными определениями, характерными для западной экономической мысли. При этом новые сводные данные соотносятся с цифрами, приведенными в ряде последних исследований вопроса, например работе Хантера и Ширмера (1992).

Более сложным является вопрос: можно ли принять за аксиому истинность исходных детализированных данных, которые используются для расчета сводных показателей, или же имели место факты фальсификации данных по политическим соображениям? Действительно ли в Советском Союзе производилось такое большое количество стали или обуви, как гласят официальные источники? Многие экономисты западной школы посвятили свои работы анализу данного аспекта советской истории. Их мнение сводится к тому, что в основном официальная советская статистика по объемам производства отдельных категорий товаров может считаться достоверной, хотя существуют определенные сложности интерпретации в силу нехватки документальных источников, описывающих изменения подходов к экономическим характеристикам (Нуттер. 1962, 11–51; Хантер и Ширмер. 1992, 64–89, 273; Дэвис, Харрисон и Уиткрофт. 1994, 24–37). Так, например, однозначно известно, что в Советском Союзе не существовало никакого секретного списка книг с различными данными, то есть правительство составляло планы и принимало решения в соответствии с теми же цифрами, которые публиковались в официальных источниках.