Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 40. Черный тюльпан. Капитан Памфил. История моих животных.

Тем временем при общем восторге толпы ворота начали трещать.

— Скорее, скорее, отец! — воскликнула девушка, открывая маленький люк.

— А как же наши узники? — заметил Грифус.

— Бог их уж как-нибудь спасет, а мне разрешите позаботиться о вас, — сказала молодая девушка.

Грифус последовал за дочерью, и люк захлопнулся над их головой как раз в тот миг, когда во взломанные ворота врывалась толпа.

Камера, куда Роза увела отца, называлась потайной и давала двум героям нашей повести, которых мы вынуждены сейчас на некоторое время покинуть, надежное убежище. О существовании потайной камеры знали только власти. Туда иногда заключали особо важных преступников, опасаясь, чтобы из-за них не возник мятеж или чтобы их не похитили.

Толпа ринулась в тюрьму с криком:

— Смерть предателям! На виселицу Корнелия де Витта! Смерть! Смерть!

Молодой человек, все так же скрывая свое лицо под широкополой шляпой, все так же опираясь на руку офицера, все так же вытирая свой лоб и губы платком, стоял неподвижно на углу Бейтенгофской площади, теряясь в тени навеса запертой лавки, и смотрел на разъяренную толпу: действие, которое разыгрывалось перед ним, казалось, уже близилось к концу.

— Я думаю, — сказал он офицеру, — что вы, ван Декен, были правы: приказ, подписанный господами депутатами, является поистине смертным приговором господину Корнелию. Вы слышите эту толпу? Похоже, что она действительно очень зла на господ де Виттов.

— Да, — ответил офицер, — такого крика я еще никогда не слышал.

— Кажется, они уже добрались до нашего узника. Посмотрите-ка! Ведь это окно камеры, где находился в заключении Корнелий?

Действительно, какой-то мужчина ожесточенно выламывал железную решетку в окне камеры Корнелия, покинутой минут десять назад.

— Удрал! Удрал! — кричал мужчина. — Его здесь больше нет!

— Как нет? — спрашивали с улицы те, кто, придя последними, не могли уже попасть в тюрьму, настолько она была переполнена.

— Его нет, его нет! — повторял яростно мужчина. — Его здесь нет, он скрылся!

— Что он сказал? — спросил, побледнев, молодой человек, тот, кого называли его высочеством.

— О монсеньер, то, что он сказал, было бы великим счастьем, если бы только было правдой.

— Да, конечно, это было бы большим счастьем, если бы это было так, — заметил молодой человек. — К несчастью, этого не может быть.

— Однако же посмотрите! — сказал офицер.

В окнах тюрьмы показались искаженные яростью лица людей, от злости скрежетавших зубами и кричавших:

— Спасся, убежал! Ему помогли скрыться!

Оставшаяся на улице толпа со страшными проклятиями повторяла: «Спаслись! Бежали! Скорее за ними! Надо их догнать!»

— Монсеньер, — сказал офицер, — Корнелий де Витт, кажется, действительно, спасся.

— Да, из тюрьмы, пожалуй, но из города он еще не убежал, — ответил молодой человек. — Вы увидите, ван Декен, что ворота, который несчастный рассчитывал найти открытыми, будут закрыты.

— А разве был дан приказ закрыть городские заставы, монсеньер?

— Нет, я не думаю. Кто мог бы дать подобный приказ?

— Так почему же вы так полагаете?

— Бывают роковые случайности, — небрежно заметил принц, — и самые великие люди иногда падают жертвой таких случайностей.

При этих словах офицер почувствовал, как по нему прошла дрожь: он понял, что заключенный погиб.

В эту минуту, точно удар грома, разразился неистовый рев толпы, убедившейся, что Корнелия де Витта в тюрьме больше нет.

Корнелий и Ян тем временем выехали на широкую улицу, которая вела к Толь-Геку, и приказали кучеру ехать несколько тише, чтобы их карета не вызывала никаких подозрений.

Но когда кучер доехал до середины улицы, когда он увидел издали заставу, когда он почувствовал, что тюрьма и смерть позади, а впереди свобода и жизнь, он пренебрег мерами предосторожности и пустил лошадей в галоп.

Вдруг он остановился.

— Что случилось? — спросил Ян, высунув голову из окна кареты.

— О сударь! — воскликнул кучер, — здесь…

От волнения он не мог закончить фразу.

— Ну, в чем же дело? — сказал великий пенсионарий.

— Решетка заперта.

— Как заперта? Обычно днем ее не запирают.

— Посмотрите сами.

Ян де Витт высунулся из кареты и увидел, что решетчатые ворота действительно заперты.

— Поезжай, — сказал он кучеру, — у меня с собой приказ о высылке; привратник отопрет.

Карета снова понеслась вперед, но чувствовалось, что кучер погоняет лошадей без прежней уверенности.

Когда Ян де Витт высунул голову из кареты, его увидел и узнал какой-то трактирщик, который с некоторым запозданием запирал у себя двери, торопясь догнать своих товарищей у Бейтенгофа.

Он вскрикнул от удивления и помчался вдогонку за теми двумя, что бежали впереди.

Шагов через сто он догнал их и стал что-то рассказывать. Все трое остановились, следя за удалявшейся каретой, но, видно, они еще не были вполне уверены в том, что узнали того, кто в ней сидит.

Карета между тем подъехала к самым воротам.

— Открывайте! — закричал кучер.

— Открыть, — сказал привратник с порога своей сторожки, — открыть, а чем?

— Ключом, черт побери, — отозвался кучер.

— Ключом, это верно, но для этого надо его иметь.

— Как, у вас нет ключа от ворот?

— Нет.

— Куда же он подевался?

— У меня его взяли.

— Кто взял?

— Тот, кому, по всей вероятности, нужно было, чтобы никто не выходил из города.

— Мой друг, — сказал великий пенсионарий, высовывая голову из дверцы кареты и ставя все на карту, — ворота нужно открыть для меня, Яна де Витта, и моего брата Корнелия: я сопровождаю его в изгнание.

— О господин де Витт, я в отчаянии, — воскликнул, подбегая к карете, привратник, — но клянусь вам честью, что ключ у меня взяли!

— Когда?

— Сегодня утром.

— Кто?

— Молодой человек, лет двадцати двух, бледный и худой.

— Почему же ты отдал ему ключ?

— Потому, что у него был приказ, скрепленный подписью и печатью.

— А кем он был подписан?

— Господами из ратуши.

— Да, — сказал спокойно Корнелий, — по-видимому, нас ждет неминуемая гибель.

— Ты не знаешь, всюду ли приняты эти меры предосторожности?

— Этого я не знаю.

— Трогай, — сказал кучеру Ян. — Бог велит человеку делать все возможное, чтобы спасти свою жизнь. Поезжай к другой заставе.

— Спасибо, мой друг, за доброе намерение, — обратился он к привратнику, в то время как кучер разворачивал карету. — Намерение равноценно поступку. Ты хотел спасти нас, в глазах Господа это все равно как если бы тебе это удалось.