Мария Шкатулова - Черное платье

А Наташа, обняв сына за плечи, думала: "Так будет лучше. Я не могла не сказать ему, кто отец ребенка — он должен знать. Но я не хочу, чтобы он думал о нем как о враге. Чтобы считал его виноватым… А он виноват? Он действительно виноват? Ведь я ничего толком не знаю о том, что произошло. Может быть, мне все это показалось? Может быть, я что-то неправильно поняла? — И тут же спустилась с небес на землю. — Нет, видимо, Ленка все-таки права — я неизлечимая идиотка. Если бы это было так, он бы уже давно меня разыскал. Если он не мог дозвониться, пока не работал телефон, дозвонился бы потом. Или приехал. Виктор бы объяснил ему, где меня найти. А раз Виктор ничего не сказал, значит, Филипп и не пытался это сделать. Надо перестать думать об этом, иначе я сойду с ума…"

В одну из суббот, часов в одиннадцать, когда они все вместе собрались на пруд, приехал Виктор. Сережа, увидев его, нахмурился и ушел в дом, едва кивнув. Лена, очень довольная его приездом, что-то восклицала по поводу привезенных им многочисленных пакетов с провизией и шампанским, а Наташа, стоя на ступеньках крыльца, молча и неловко улыбалась. Виктор как всегда вел себя по-хозяйски — вручал Лене пакеты, объяснял, что убрать в холодильник, а что оставить на столе, и при этом все время украдкой поглядывал на Наташу. Потом сказал, что не хочет ломать ничьих планов, и предложил идти купаться вместе. Сережа, многозначительно глядя на мать, сказал, что у него болит голова, и идти отказался наотрез, и когда Наташа, сняв с веревки полотенце, собралась вместе со всеми, прошептал, дернув ее за рукав:

— Мам, не ходи! Давай останемся дома.

— Сережа, я бы осталась, — проговорила она, — но это неудобно, как ты не понимаешь? И тебе нужно было бы пойти с нами — ты же хотел купаться?

Но Сережа остался. По дороге Виктор посвящал Лену в тайны евроремонта. Временами до Наташи доносились совершенно непонятные ей слова — стеклопакет, ламинат, компакт… Она щурилась, стараясь защититься от бившего в глаза полуденного солнца, и думала, что напрасно не осталась дома. Когда они подошли к пруду, она сказала, что купаться не будет, и, пока Лена с Виктором брызгали друг на друга водой, оглашая окрестности хохотом и дикими криками, сидела на пляже, устроившись как можно дальше от громкоговорителя, из которого неслась попсовая музыка, и наблюдала за маленькими детьми, игравшими на песке.

Поплескавшись у берега, Виктор поплыл на середину пруда, а Лена, не умевшая плавать, вылезла из воды и, постелив полотенце, легла возле нее.

— Сейчас немного позагораем и домой, обедать. Хорошо! — Она перевернулась на живот и подозрительно взглянула на подругу: — Слушай, Наталья, а что это ты не купаешься?

— Так, не хочется…

— Ты хоть со мной-то дурака не валяй! "Не хочется!" Тоже мне! До его приезда тебе, кажется, хотелось, а?

И почему это Сережа не пошел с нами?

— Сережа его не любит.

— Почему?

— Не знаю. Мы с ним никогда об этом не говорим.

— Так ты объясни ему, что значит воспитывать ребенка без отца, может быть, он поймет, что нельзя быть таким эгоистом! Ты куда?

— В тень. Очень жарко.

Разговоры о Викторе ее утомляли. Что она могла сказать? Что не любит его? Но до сих пор никто и не спрашивал ее ни о какой любви — Виктор ни разу не заговорил с ней о чувствах. А если заговорит? Что она будет делать? "Когда заговорит, тогда и подумаю", — сердилась на себя Наташа, которая не купалась только потому, что не хотела, чтобы Виктор смотрел на нее.

— Что-то ты не договариваешь, Герасим, — сказала Ленка, вставая и перетаскивая свое полотенце в тень следом за Наташей. — Что-то ты темнишь… Скажи честно, он тебе хоть немного нравится?

— Не знаю.

— Как можно это не знать? И вообще, ты собираешься устраивать свою жизнь?

Наташа молчала.

— Сколько раз я знакомила тебя с мужчинами! — воскликнула Лена. — А ты?

За несколько лет, прошедших после развода, ее подруги, отчасти жалея ее, отчасти из природной склонности к сватовству, действительно много раз пытались устроить ее судьбу.

— Не понимаю, какого рожна тебе надо? — возмущалась Татьяна Котова с ее работы, безуспешно пытаясь подсунуть ей очередного кандидата. — Нормальный мужик!

Наташа отмалчивалась. Она хотела не просто мужчину, не просто мужа. Она хотела встретить человека, посмотреть ему в глаза и в ту же секунду понять, что жизнь без него невозможна.

— Так бывает только в романах, — заявляла Татьяна. — Пока ты будешь ждать своего "прынца", тебе стукнет сорок, и тогда на тебя не посмотрит даже Петр Степаныч из хозяйственного отдела. Ну, что скажешь?

Что она могла сказать? Когда был муж, она любила его так, что ей казалось, отними его судьба, она не сможет дышать. А когда он ушел, дышать она, может, и не перестала, но если бы можно было одним усилием воли заставить себя умереть, она бы сделала это усилие, не колеблясь ни минуты, — несмотря даже на мать и на ребенка. И только потом, со временем, стала понемногу оттаивать, переключаясь на любовь к близким. Но все другое — трепотня с подругами, посиделки, танцы, оценивающие взгляды мужчин, их ухаживания, провожания домой, банальные разговоры — все это казалось ей скучным и пошлым.

"Вам красного, белого?" — спрашивал ее какой-нибудь Игорь Михайлович или Олег Петрович, приглашенный к Ленке на день рождения, заглядывая ей в глаза и под столом пытаясь прижаться коленом к ее ноге. Пить ей не хотелось, но, чтобы отвязаться, она отвечала: "Все равно!" Он наваливался на нее, пыхтел, качал головой, говорил: "Как это — все равно? Нет уж, вы скажите!"

Прикосновение его ноги было неприятно, отодвинуться — неловко. "Немного белого, совсем чуть-чуть", — говорила она, делая вид, что хочет дотянуться до блюда с фаршированными помидорами, и привставала, чтобы отделаться от назойливой конечности, но через пять минут все начиналось снова. "Мне надо позвонить", — бормотала она, вылезая из-за стола и, спиной ощущая его похотливый взгляд, выбиралась в темную прихожую, заваленную чужими пальто, портфелями и дамскими сапогами. "Откуда только Ленка берет столько народу?" — удивлялась Наташа, вытаскивая из-под груды чужой одежды свое дутое пальтецо, купленное в позапрошлом году на вещевом рынке в Лужниках, и спасалась бегством. Поздно ночью раздавался звонок, и Ленка усталым голосом рассказывала, как хорошо они посидели, и обиженно спрашивала, почему она так рано ушла.

— А я? — лениво отозвалась Наташа.

— Брось, пожалуйста! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

— "Хороша я, хороша, да плохо одета… Никто замуж не берет девушку за это…"

— Да ну тебя! — с досадой бросила Лена и отвернулась. Из динамика неслось: "Ты ж мене пидманула, ты ж мене подвела-а, ты ж меня, молодого, с ума-разума свела!"