Мария Шкатулова - Черное платье

Ресторан, в который Виктор пригласил Наташу, посещали новые русские. В вестибюле, в огромном аквариуме, над извивающимися в подсвеченной воде актиниями, похожими на гигантские живые хризантемы, плавали маленькие разноцветные рыбки.

Они устроились около огромной пальмы: ее растопыренные лапы нависали над их столом. В противоположном углу играл небольшой оркестр, под звуки которого несколько пар топтались на круглой площадке в центре зала.

— Потанцуем? — предложил Виктор.

Танцевали молча. Наташа через его плечо смотрела то на оркестр, то на официантов, пробегавших по залу с подносами в руках, то на танцующие пары, а Виктор, прижимая ее к себе, жарко дышал ей в ухо.

— Ты опять не пьешь? — спросил Виктор, обиженно взглянув на ее бокал. — Это такое вино, обалдеешь! Хоть попробуй!

"Я должна ему сказать. Сейчас. Прямо сейчас".

— Я предупреждала, что не пью.

— Выпей хоть немного. Попробуй. Ты такого вина никогда не пила.

Наташа сделала один глоток — вино действительно было очень вкусное, и она вспомнила, как в Париже, когда они с Филиппом первый раз были в ресторане, он спрашивал ее, что она будет пить, и она никак не могла втолковать ему, что ничего не понимает в винах, и он ужасно смеялся…

— Ну как? — спросил Виктор, заметив, что она улыбается.

— Очень вкусно, — сказала Наташа, и ее улыбка погасла.

Потом они танцевали еще и еще. Он все крепче прижимал ее к себе, а она закрывала глаза, пытаясь хотя бы на мгновение представить, что танцует с Филиппом. И вдруг он сказал:

— Наташа, выходи за меня, а? Выходи, ей-богу!

"Вот и дождалась. Почему я до сих пор не сказала ему, что жду ребенка? Разве я могу сейчас сказать ему об этом? Что же делать? Просто отказать, ничего не объясняя? Прийти с ним в ресторан и… Боже, разве я теперь обязана выходить за него замуж? Конечно, нет. Я свободный человек… да, совершенно свободный, что бы ни говорила Ленка… Или все-таки она права? И действительно ли я так не хочу этого?.. Я давно должна была все ему рассказать… Должна? Почему — должна? Если я ему нужна, то… Нет, не то, не то, Боже мой…"

Все это вихрем пронеслось у нее в голове. Слегка отстранившись от него и посмотрев ему в глаза, Наташа сказала:

— Виктор…

— Я уже сорок три года Виктор. Ты скажи: да или нет?

— Виктор, пожалуйста… Я… я сейчас ничего не могу сказать. Нет, не перебивай. Мне и так нелегко. Я очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. Не перебивай, прошу тебя… Но… дать тебе ответ сейчас я не могу…

— Почему?

— Потому что все это очень неожиданно. И потом, ты сам знаешь, что за последнее время столько всего произошло… Я сейчас просто не готова говорить об этом. Подожди немного.

— Сколько?

— Не знаю, хотя бы несколько дней.

— Ладно, валяй, — он был обижен. — Но имей в виду, завтра я уезжаю в Волгоград по делам. Вернусь через десять дней, и тогда ты дашь мне ответ. Лады?

Когда они вернулись к столику, говорить было уже не о чем. Виктор выглядел обиженным и не скрывал этого, а Наташе хотелось одного — поскорее уйти. Гардеробщик, подобострастно изогнувшись, подал ей плащ и, получив от Виктора чаевые, приподнял форменную фуражку. Когда они подошли к машине, Наташа сказала:

— Знаешь, не нужно меня провожать — я, пожалуй, пройдусь. Спасибо тебе и… не обижайся, хорошо? — она улыбнулась.

— Да я не обижаюсь, чего там. Но только помни: как вернусь — приду за ответом. Так что ты подумай.

"Вот и дождалась, — думала Наташа по дороге к метро. — И что я теперь буду делать? И почему я так боюсь сказать ему "нет"?.. Я не боюсь, мне неловко. Мне просто неловко. И мне не хочется его обижать. В конце концов, я стольким обязана ему. Если бы не он, Сережа мог бы погибнуть. Он помог с квартирой, помог с похоронами. Он сделал для меня то, чего не сделал бы никто. Наверное, он действительно меня любит. За что же я буду его обижать?.. Что значит "обижать"? Не выходить же мне за него замуж только потому, что я испытываю к нему чувство благодарности? Или я вру самой себе?

Или на самом деле я бы хотела выйти за него, но просто не знаю, как сказать ему о ребенке? Гордость не позволяет? Боже мой, какая гадость… Все это не так. А как? На самом деле, я не знаю, как поступить. Может быть, надо просто честно сказать ему, что у меня будет ребенок, что если он готов жениться на женщине с двумя детьми, то… А я, я сама, готова к этому? Я же не люблю его. Ну и что? Я же знаю теперь, что бывает, когда выходишь замуж за того, кого любишь. Дело не в этом: тогда мне просто не повезло… Да, мне не повезло. Два раза. Может, Ленка права? Может, она права, когда говорит, что надо выходить замуж не за того, кого любишь, а кто надежен, кто не подведет? И как, действительно, мы будем жить? Сережа хочет подрабатывать, но это же безумие, ему надо учиться… А денег нам хватит совсем ненадолго. И что потом?.. Потом как-нибудь, с Божьей помощью, проживем. Жили же как-то до сих пор. К тому же Сережа его не любит. Не любит или ревнует? Все равно, разве я могу выйти замуж за Виктора, если Сережа этого не хочет? Я с ним поговорю, сегодня же. Я должна понять, что он имеет против него. Может быть, не надо было рассказывать ему про развод? Может быть, он теперь просто боится? А я сама? Неужели я могу выйти за него замуж? Неужели это возможно? Я же его не люблю, не люблю, не люблю…"

Она спустилась в метро и, выйдя на платформу, увидела пожилую пару, выходящую из вагона. В мужчине, одетом в светлый полотняный костюм и панаму, она узнала профессора Меретинского, который когда-то на ее факультете читал теорию литературы.

— Здравствуйте, Леонид Евгеньевич, — сказала Наташа. — Здравствуйте, — добавила она, поклонившись старушке.

— Здравствуйте, — Меретинский приподнял панаму и галантно поклонился. — Позвольте… э-э…. — профессор поднял указательный палец, — позвольте… Лиеви-на… э-э…

— Наташа Лиевина.

— Да-да, Наташа Лиевина. Совершенно верно. Я помню, как вы отвечали мне… э-э… жанровые системы. И получили "отлично", я не ошибаюсь? Это было э-э… в 1981 году и вы тогда были… в интересном положении, не правда ли?

— Да, Леонид Евгеньевич, у вас прекрасная память.

— И что же: у вас сын, дочь?

— Сын.

— Вот как! Молодой человек. Ну что же… прекрасно, прекрасно. И ему уже, стало быть, э-э…

— Тринадцать лет, — подсказала Наташа.

— Тринадцать, — профессор помолчал, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Что ж, прекрасный возраст, прекрасный возраст… А что же вы, Наташа Лиевина, пригодилось ли вам в жизни знание жанровых систем?

— Боюсь, что нет, профессор: толку из меня не вышло, — улыбнулась Наташа и немного рассказала о своей работе в институтской библиотеке. И вдруг подумала: "Что, если я спрошу его?.."

Она собралась с духом и выпалила: