Александр Жолковский - Поэтика за чайным столом и другие разборы

Мотив незаконченной дуэли, напоминающий о пушкинском «Выстреле», играет важную роль во временной и повествовательной организации «Кроткой» [337]. Месть обесчещенного офицера обществу, сначала воображаемая — в виде разорения отдельных его членов, а затем сублимируемая — в садистское властвование над героиней, по определению означает откладывание возмездия на некоторый срок, иногда достаточно долгий. В «Выстреле» первый поединок отделяют от второго «шесть лет», в продолжение которых «не прошло ни одного дня, чтоб [Сильвио] не думал о мщении». Такое откладывание развязки сюжета — типичный случай привлечения персонажа к сотрудничеству с автором в организации повествования, в частности ретардаций (ср. в «Кроткой»: «Одним словом, я нарочно отдалил развязку» ) [338].

Однако в отличие от героя «Кроткой» Сильвио сравнительно пассивно ждет удобного момента; правда, он упорно тренируется в стрельбе и отказывается в промежутке рисковать жизнью, но никоим образом не пытается организовать жизнь своего противника, чтобы создать оптимальные условия для планируемой мести. Герой «Кроткой», напротив, сначала предается активной финансовой мести людям вообще, а затем переадресовывает свою мстительность героине, которую мучает морально. В этом и проявляется отличающее его «жизнетворчество», складывающееся на стыке его садомазохизма, финансовой власти над героиней, ростовщических навыков в обращении со сроками, претензий на авторство и еще одного важного компонента — утопических планов переделки реальности.

Эти планы исходят из временной триады «унизительное прошлое — жесткая дисциплина в настоящем — светлое будущее», характерной как для капиталистического принципа накопления богатства путем инвестирования прибыли в производство (а не в гедонистическое потребление), так и для марксистской идеи перехода от тяжелой эксплуататорской предыстории человечества через социалистическую революцию и последующий самоотверженный труд к счастливому коммунистическому завтра. С точки зрения зрелого Достоевского, обе эти западнические идеи были вредными, и их разоблачению так или иначе посвящены «Село Степанчиково», «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы» и другие антинигилистические тексты.

В образе героя «Кроткой» утопический элемент представлен очень четко, причем оригинально совмещен с ростовщичеством героя, любящего во всем порядок, умеющего считать деньги и время (которое, как он полагает, работает на него), ставить себе четкие задачи и быть в их выполнении неуклонным вплоть до жестокости. В результате режиссируемый им домашний спектакль нацеливается не просто на эмоциональное соблазнение героини, но на ее решительную перековку, осуществляемую в режиме подчеркнутой строгости, молчания (уже не просто риторического, а и дисциплинирующего) и репрессивных мер [339]. Разумеется, и тут происходит не предвиденный ростовщиком-утопистом поворот — героиня бунтует, и его планы рушатся. Одним из красноречивых иронических витков этой сюжетной линии становится обретение героиней той самой «строгости», которая ранее отличала его самого.

— после вчерашнего бунта <���…> я встретил ее строго.

— я не смягчил ничего <���…> нарочно усилил: прямо сказал, что сыта будет, ну а нарядов, театров, балов — этого ничего не будет, разве впоследствии, когда цели достигну. Этот строгий тон решительно увлекал меня. Я прибавил <���…> если я и <���…> держу эту кассу, то имею одну лишь цель .

— Вот в том-то и была моя идея. На восторги я отвечал молчанием <���…> Во-первых, строгость <���…> [Я] создал целую систему <���…> Система была истинная.

— я хотел привить широкость.

— Я прямо и безжалостно <���…> объяснил ей тогда Мне, дескать, нужно тридцать тысяч в три года.

— Видите-с: была не бедность, а была экономия, а в чем надо — так и роскошь <���…> «Цели, дескать, имеет, твердый характер показывает». От театра вдруг сама отказалась. И всё пуще и пуще насмешливая складка <���…> а я усиливаю молчание.

— Да, я имел право захотеть себя тогда обеспечить <���…>: «Вы отвергли меня <���…> Теперь я <���…> вправе был оградиться от вас стеной, собрать эти тридцать тысяч рублей и окончить жизнь где-нибудь в Крыму <���…> в своем имении <���…> с идеалом в душе, с любимой <���…> женщиной <���…> и — помогая окрестным поселянам».

— план мой был ясен как небо <���…> Вот план. Но тут я что-то забыл или упустил из виду.

— вздумала выдавать деньги по-своему, ценить вещи выше стоимости и даже раза два <���…> вступить на эту тему в спор.

— Пришла старуха капитанша <���…> без меня, и та обменяла ей медальон. Узнав <���…> я заговорил кротко, но твердо и резонно <���…> объявил спокойно, что деньги мои.

— являлось существо буйное, нападающее <���…> беспорядочное <���…> Напрашивающееся на смятение .

— Таким образом мы и молчали, но я каждую минуту приготовлялся про себя к будущему.

— я решил отложить наше будущее как можно на долгое время.

— Видите: в моей жизни было <���…> обстоятельство, которое <���…> давило меня <���…> тот выход из полка <���…> тираническая несправедливость против меня <���…> О, меня не любили никогда даже в школе.

— Я решился <���…>: деньги, затем угол и — новая жизнь вдали от прежних воспоминаний, — вот план. Тем не менее мрачное прошлое <���…> томил[о] меня <���…> каждую минуту.

— Но я видел ясно, что друга надо было приготовить, доделать и даже победить.

— Выдержав револьвер, я отмстил всему моему мрачному прошедшему <���…> [Она] была все для меня, вся надежда моего будущего <���…> была единственным человеком, которого я готовил себе.

— Нет, лучше выжди и — «и она вдруг сама подойдет к тебе…»

— но вдруг — строгое удивление выразилось в глазах ее. Да, удивление, и строгое <���…> Эта строгость, это строгое удивление разом так и размозжили меня.

— повезу ее в Булонь купаться в море <���…> начнется всё новое… беспрерывно думал, что все сейчас же переделаю <���…> Я вышел к ней и сказал <���…> что завтра начнется «совсем другое».