Виталий Сандуков - Выиграть жизнь

По всему миру я собираю буквы и слова "ИНСТРУКЦИИ ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ". И сегодня боюсь одного: не успеть прочесть ни единой законченной строчки из этого опуса, чтобы осознанно, ХОТЯ БЫ ОДИН ДЕНЬ, прожить достойно, мудро, красиво и полезно.

БОЛОТНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ1991 год. Россия. Третий час мы тащим свои тела через твои вязкие топи. Черно-зеленая жижа заглатывает нас порой по пояс. Каждый шаг дается уже с трудом, но зеленая кромка леса уже рядом. Почти рядом. Через час-полтора мы должны выбраться на твердую почву.

Просто обязаны. А там еще час, и мы у пограничников. А значит, только через два с половиной часа их вертолет сможет вылететь, чтобы эвакуировать на материк заболевшую девочку, участвующую в моей экспедиции "Контрольная для Робинзона".

Мой спутник, известный тележурналист, настоявший на том, чтобы пойти со мной этим кратчайшим путем, совсем раскис. Мне уже трижды пришлось кричать и убеждать, заставляя его двигаться дальше. Отпустить его назад не имею права. Да и "рубикон" давно нами перейден, назад опаснее и дальше, чем вперед.

– Все, все, все, – заевшей пластинкой зашипел мой, еще недавно крутой, напарник, добровольно погрузившись, как яванский бегемот, в болотную жижу.

– Что передать твоему отцу и маме? – тихо спрашиваю сидящего по плечи в зловонной пасте болота, до донышка опустошенного партнера.

– Так, что передать? – отчетливо повторяю свой вопрос, глядя ему прямо в стеклянный зрачок.

Он наконец замолчал, дыша часто широко открытым ртом и размазывая по волосам грязную тину. Не отводя взгляда, укладываю на колышущуюся кочку свой березовый шест и медленно достаю из ножен вороненый широкий нож.

– Что? Зачем!? – вскрикивает он.

– Я облегчу твою смерть.

Эту паузу мы оба будем помнить всегда.

Через час он первым ступил на твердь и тут же упал на траву лицом вниз, всхлипывая и широко раскинув руки. Дальше я пошел один, и моими ориентирами на пути к заставе были уже тонкие осины, а не его извивающаяся спина…

До экспедиции мы успели стать приятелями. Но с того случая мы больше не виделись.

Сегодня, годы спустя, он вновь, уже второй раз звонит мне, и опять изрядно поддавши. Его мучает один вопрос: "Скажи, ты бы действительно сделал это?" И вновь, я отвечаю ему:

– Не знаю.

– Сволочь, – выдыхает он и бросает трубку.

Я потерял товарища, но зато сохранил ему его самого. И надеюсь, не только физически.

Мне хочется думать, что тогда я бы скорее умер сам, чем дал бы погибнуть ему. Но это не вся правда. Тогда я больше думал о жизни девочки, чем о наших с ним жизнях. А еще о том, как будут жить, если мы опоздаем с помощью: ее родители, а еще двадцать ее друзей, мальчишек и девчонок, участвующих в этой недетской детской экспедиции, и еще тысячи детей со всей России, участвующих в конкурсе на право быть одним из членов этой экспедиции. А еще я думал про своих сыновей, один из которых остался в базовом лагере… А еще… Много чего еще осталось в тех болотах. Интересно, а вспоминает ли об этой истории пилот вертолета, глядя на черненое лезвие подаренного ему мною ножа?

Плодородной, а значит живой, хотели видеть египтяне свою землю, а поэтому так и называли ее в противоположность красной, безжизненной земле пустыни, господствующей на основной территории их страны. Но какой бы ни была эта земля, она явила на свет величайшую цивилизацию. По сей день Египет для всего мира ассоциируется с побежденным временем, разрушительной силе которого оказались не подвластны творения древних зодчих и мистиков в обоих мирах материи и духа. Египет это столь же не Африка и не Азия, сколько не Европа. Это столь же далекое прошлое, сколько пульсирующее настоящее. Древний Египет верил в материальную вечную жизнь после смерти, самозабвенно готовился к ней и получил ее. Фараоны и искусные строители по сей день кормят своими прошлыми деяниями и трудом, людей ныне живущих на их земле. Символ древнего Египта – пирамида Хеопса, первое из семи чудес света, по неписаным вселенским законам (единственный – всегда лучший), остался не только первым, но и единственным зримым чудом.

Ты можешь сегодня запросто, как это делают многие, украсить свой заграничный паспорт чернильным орлом египетской визы, до головокружения натереть тело египетскими маслами, увенчать свое чело белоснежной "арафаткой" и стоптать башмаки на обзорных экскурсиях. Но при этом, ты так и не побываешь в Та-Кемет, в древнем Египте… Как те многие.

Потому что не многих, а избранных впускает сфинкс в невидимый мир своих повелителей.

Ни "красноморский" загар, ни "фотка" – "а это я на верблюде у пирамиды", ни даже папирус, в картуш которого вписали искусные каирские художники иероглифы твоего имени, не являются свидетельствами твоего сакрального знакомства с этим наиболее изученным и наименее познанным миром. В этот мир не войти в составе туристической группы…

Перед поездкой они спрашивают:

– Там действительно дешевое серебро?

– Сколько бутылок спиртного разрешается ввозить в страну?

В стране они заинтересованно вопрошают у экскурсовода:

– Сколько килограммов золота в этом саркофаге?

– А мы не опоздаем на обед?

Здравствуй, Сфинкс. Непогода для туристов, становится лучшей погодой для меня.

Я похож на военный корабль, отправляющийся в эпицентр шторма в то время, когда все гражданские суда спешно устремляются в тихую гавань Я один, и вновь привычно ощущаю себя искушенным охотником, чувствующим приближение достойной цели. Долго ищу место силы и, встав на него, испытываю, наверное, то, что испытывает человек, наступивший на мину-лягушку: сойти теперь с этой точки можно только иным или в мир иной. Туда я сейчас и собираюсь, проверяя и настраивая "работу своих механизмов и систем".

Приближаются сумерки – щель миров. Время магов и откровений. Слова древней формулы возрождают во мне пронзительные вибрации. Пора…

Задержав дыхание и прикрыв глаза, плавно выскальзываю из иллюзорного мира материи в невидимый мир реалий.

– Говори!

Я готовился к встрече с тобой, но не знаю готов ли? Мне 38 лет от роду. И я прожил в этой жизни лишь сотню часов. И я хочу знать, это мало или много?

– Когда ты думаешь, что жил?

– Когда немел от восторга откровений, приходящих изнутри; когда погибал, отчетливо, осознавая это*; а еще при виде величественных пейзажей, написанных Богом на холсте, называемом нами Земля…

– Еще…

– Когда осмысленно дрался за честь или справедливость, замешивая пыль на крови; когда переполненный чувствами, сбрасывал на палубе опустошенный акваланг; в ту минуту, когда растрескавшийся от жажды рот встречал живительную влагу; в ту секунду, когда мой автомобиль вновь обретал потерянное управление…