Иван Филоненко - Хлебопашец

— А нужно ли? — усомнились было члены правления, когда Терентий сказал, что в плане посевных площадей надо выделить участок для опытов.

— Да как же не нужно? — удивился такому вопросу Мальцев. В таком большом хозяйстве не иметь опытного поля, если даже на единоличном наделе он выкраивал место для опытов!

— На нем мы будем проверять и размножать новые сорта, испытывать разные приемы агротехники, проверять опыт, который почерпнем у других. А если будем ждать, когда другие все сделают и нас научат, то нескоро мы дойдем до зажиточной жизни...

И убедил. Здесь, на опытном поле, он и высеял все шестнадцать пудов сортовой пшенички, которую размножил в единоличном своем хозяйстве. И вот теперь она уже заняла полтора гектара.

Здесь он будет ставить опыты с разными сроками сева и искать объяснения полученным результатам.

Правда, на собраниях снова и снова заговаривали о том, что полевод своими затеями только загружает колхоз добавочной работой, зря расходует трудодни. Мальцев хоть и кипятился, но понимал: он делом должен доказать, что траты эти не напрасны убедить колхозников урожаем. А колхозники в ту пору еще не научились перекладывать всю заботу о хозяйстве на председателя и на правление, не только не молчали, но и шумели, когда видели: в общем хозяйстве что-то делается не так, что-то можно сделать иначе, с большей пользой.

Мальцев ждал жатвы: только она подтвердит или опровергнет все его действия. И первая же жатва выдвинула колхоз «Заветы Ленина» в одно из лучших хозяйств округа. Собрали стопудовый урожай пшеницы с гектара! В два раза больше, чем другие колхозы. Никогда еще не бывали и мальцевские крестьяне с таким хлебом. Даже старики не припоминали такого умолота. Бывало, конечно, что на отдельных полосках намолачивали и поболее, но чтобы на круг столько, чтобы все полоски так уродили,— нет, не было такого.

Колхозники получили на трудодни столько зерна, что многим хватит его не на один год. По пятьсот — шестьсот пудов получали.

На районной выставке «Заветам Ленина» присудили первую премию, подарили племенного быка и породистого жеребца.

Терентия Мальцева отличили особо — вручили путевку на Омскую опытную сельскохозяйственную станцию: поезжай, посмотри, поучись, может, что еще позаимствуешь.

Он, конечно, поедет, но сейчас надо поразузнать, почему колхозники соседних сел в два раза меньше намолотили. Неужели потому, что рано посеяли?

— Сеяли-то мы рано,— признался ему один собеседник,— а вышло, что поздно.

— Как так?

— А так. Пересевали многие поля — окаянный овсюг все ранние посевы задушил.

Жена, поругивавшая когда-то Терентия за невнимание к собственной выгоде, в чем и сам он признавался («Никто в деревне Мальцево не растил хлеб лучше меня, и никто не выручал за него меньше меня...»), теперь вспоминала о той поре не без сожаления. Пусть не было никакого дохода от его стараний, но дома чаще видела мужа. А теперь и возвращался затемно и уходил чуть свет, так что и дом, и дети, и подворье с коровой и птицей, и огород — все было на ней и детях. А на нем — колхозное поле и все заботы об урожае.

Лелеял он тайную мечту — самому научиться сорта новые выводить! Запала она ему, когда в каком-то журнале прочитал статью о научной и практической работе двух самородков — исследователей природы: американца Лютера Бербанка и соотечественника Ивана Владимировича Мичурина. О Мичурине он слышал и раньше, но слух этот не тревожил его воображение. А тут, прочитав, размечтался: вот бы с кем встретиться, поговорить! Нет, даже не поговорить,— станет ли знаменитый на всю страну человек беседовать с ним, полеводом колхозным,— только повстречаться, повидать.

Высказал он однажды это желание председателю: мол, вот управимся с весенне-полевыми работами, буду просить колхозников, чтобы разрешили к Мичурину съездить, очень уж дело он интересное затеял.

— А что ж, отсеемся — и поезжай,— ответил председатель. Как показалось Мальцеву, ответил шутки ради. Ну, в самом деле, что он поедет к человеку, который не хлеб растит, а сады? Не пустят колхозники и будут нравы, нечего зря деньги тратить, от работы отрываться. Так что желание это казалось ему из тех мечтаний, которые живут в душе вовсе не для того, чтобы когда-нибудь сбыться. Просто греют они человека, на мысли настраивают, на дело побуждают.

Однако председатель слова свои помнил и, как только отсеялись, на первом же собрании предложит командировать полевода Терентия Семеновича Мальцева в город Козлов к знаменитому ученому Мичурину «за познаниями в деле преобразования природы и выведения новых сортов, которые будут служить прокормлению трудового народа».

Отсеялись в ту весну тридцать первого года хорошо и вспахали ко времени, и пробороновали, и семена заделали в чистую почву и к сроку, поэтому колхозники были настроены благодушно и щедро — пусть едет.

Насушив котомку сухарей, Мальцев во второй половине июня собрался в дорогу. Сел в поезд — и заволновался так, хоть возвращайся. Смотрел в окно на поля и леса, на деревни по зеленым косогорам, а думал о встрече: что он скажет знаменитому ученому, о чем заговорит с ним? И чем больше об этом думал, тем больше волновался.

В Козлов поезд пришел под вечер. Переночевав в шумной и людной заезжей, Мальцев чуть свет отправился посмотреть хотя бы издали на дом и сад, где живет и работает человек, которого знала вся страна.

Вышел Терентий рано, городок еще спал, редко у какого двора встречался человек с метлой, который и указывал путь Мальцеву. Он уже знал, что это не дворники, а хозяева заботятся, чтобы у дворов было чисто и прибрано, когда люди на улицу выйдут. «Хороший, значит, народ тут»,— отметил Терентий про себя и все больше проникался уважением к жителям городка и за это старание и за то, что рядом с ними живет такой человек. Останавливался, разговаривал, дальше шел и уже знал, что к Ивану Владимировичу каждый день едут, что и сегодня пришли несколько человек с московского поезда и что они или паромчика у реки дожидаются, или в саду перед домом сидят, стерегут, когда Мичурин выйдет на прогулку.

«Ну и хорошо, что не одни»,— подумал Мальцев, еще издали завидев группу людей на берегу реки — человек двенадцать. Все из Москвы приехали, уверенные и шумливые,— покрикивали ка мальчишку, сонно и неторопливо подводившего к берегу дощатый паромчик.

Переправились. Вошли в сад, где перед домом была беседка. Тут и сели.

Мальцев чувствовал себя неловко: так-то вот располагаться в чужом саду, кому такое понравится? И вовсе уж нехорошо было, что некоторые порывались громко о себе заявить.

«Не отойти ли от них?» Только подумал так Мальцев, как на садовой тропе увидел седобородого старца в широкополой соломенной шляпе, в белом кителе и таких же брюках. Перед ним бежала белая собачка. Старец шел за ней опираясь на тросточку. Именно таким и знали Мичурина по фотографиям в газетах и журналах.