Ольга Приходченко - Я и ты

Упомянул Тайсона и вспомнил, что, в отличие от Пеле, который сразу вписался в компанию, Майк поначалу держался особняком, попивал томатный сок, реже пивко, был молчалив, спокоен, никакой агрессии и оживлялся, лишь завидев очередную симпатичную особу. Но потом оттаял, даже улыбался, сымитировал несколько раз бой с «тенью» и пару своих коронных ударов, избрав «лапой» широченную ладонь Рагулина. Александр потом долго потирал ее – видимо, легкое прикосновение оказалось не столь уж легким…

И, тем не менее, чувствовалось, что гольф, все эти замысловатые клюшки – не его. Заметно же повеселел Майк, когда лизнул тарелку с лакомым для себя блюдом – боксом – в детской школе, куда затащил его Владимир Кудряшов, талантливый специалист и неутомимый организатор. Коллеги Владимира Михайловича незадолго перед этим отыскали где-то на задворках Варшавки способнейшего четырнадцатилетнего паренька, и, естественно, как было не воспользоваться присутствием Тайсона и не показать ему мальчишку (огорчительно, но куда-то запропастился блокнот с его фамилией). Большой чемпион был в восторге и под занавес своего двухчасового урока пригласил его в свой тренировочный лагерь под Нью-Йорком, взяв все расходы на себя. Но что-то забуксовало в тогдашней нашей бюрократической машине, не доехал, возможно, потенциально реальный соперник Тайсона до Америки…

Так уж случилось, что, кроме Майка, мне повезло пообщаться еще с Мохаммедом Али, и это тоже московская история. Он пожаловал к нам в канун Олимпиады-80 и на ринге в ЦСКА провел показательный поединок против трех наших знаменитостей – Евгения Горсткова, Петра Заева и Игоря Высоцкого, по раунду на каждого. Милиции вокруг Мохаммеда скопилось столько, сколько, наверное, Леонида Ильича Брежнева не охраняло. Все-таки удалось изловчиться, поближе подобраться к боксеру и выцарапать из него несколько слов. Через двадцать с лишним лет в олимпийском Сиднее я надумал повторить попытку, однако еще и рта не раскрыл, как мигом почувствовал на запястьях обеих рук защелкнутые наручники. Пара дюжих полицейских разомкнула кольцо, лишь разглядев висящую на шее официальную аккредитацию. От греха подальше поспешил поскорее ретироваться, да и вряд ли что-то можно было выжать из Али после всего случившегося с ним за это время.

Но это уже иная эпоха, а нам пора вернуться на Маросейку послевоенного времени, своего рода альма-матер для нас. В первую очередь вспоминаю нашего участкового добряка-толстяка Барановского. Майор-фронтовик, ух и чехвостил он нас за битые окна, прочие шалости и провинности. Что-что, а дорогу в 46-е отделение (оно тогда находилось во дворе дома, где сейчас посольство Белоруссии) мы знали назубок… Но как без этого? Целый день, как я уже писал, футбол (зимой – хоккей с утяжеленной консервной банкой вместо шайбы и клюшками-самоделками), а еще – салочки, «слон», штандер, чеканочка, прыжки сквозь двойную веревку, другие игры, пополнявшие упомянутый в начале список. О таких забавах сегодня мало кто слышал. Между тем незаорганизованные, стихийные по своей сущности, какой же соревновательный дух они несли, сколько ценных качеств воспитывали! Подтягивали «физику», подправляли волю, если слаба была. Краснеть за свою немощь, неуклюжесть никому не хотелось. Стыдоба! Как било по мальчишечьему самолюбию это жестокое язвительно-саркастическое – «жиртрест». Юрку Фасса, моего дружка, так того просто заклевали, пока он не скинул лишние килограммы и не утер всем нос на турнике. А Андрюшке Гаврилову, долговязому, с длиннющими руками с Телеграфного переулка, как доставалось. Никак не получалось у него «держать угол». В результате он так накачал пресс, что его вместо стула можно было использовать. Позже за Андрюху «заступился» младший брат Валерий; начиная с детских, соревнования одно за другим выигрывал, пока не добрался до звания чемпиона Европы по прыжкам в высоту и олимпийского пьедестала…

Кстати, о носах, побитых и искривленных. За обиды квитались в «стыкаловках» – долой с родительских глаз, портфели в сторону, а далее нечто среднее между драчкой и боксом. Все по-честному, исключительно один на один, до первой крови, лежачего не трогать. Словом, не дай Бог нарушить кодекс, неизвестно кем и когда установленный. И никто не хныкал. Наоборот, уступившего подхлестывало стремление поскорее дать сдачи, взять реванш. Бывало, конечно, что в пылу и азарте соперники выходили за рамки обусловленных правил, принимаясь откровенно дубасить друг друга. Тогда старшие разнимали драчунов, присуждая ничью. Вечные соперники на ринге, теперь степенные господа-чемпионы Борис Лагутин и Виктор Агеев, по их словам, выросли как раз на таком школьно-заулочном боксе, прежде чем добрались до спортивных залов и высоких пьедесталов. И Юрий Громов, искуснейший мастер-ювелир, и отважный поэт-дипкурьер Борис Курочкин – тоже из того чемпионского племени. Как звучит одна емкая строчка из его стихотворения: «Желающий побед не опускает рук».

Кто уж точно не опускал их, так это Леонид Сенькин. Мы, маросейская ребятня, тоже можем считать его своим, потому как вытянутая в длиннющую струну «улица родная, Маросейская улица моя», продолженная Покровкой, перебравшись через Садовое кольцо, упиралась в Разгуляй. Туда тоже не раз заносило нас босоногое детство, и однажды, возвращаясь со старенького уютного стадиончика на Ново-Рязанской, всей честной компанией мы набрели на крохотный зальчик в Малом Гавриковом переулке. Спустя много лет, разговорив немногословного Леонида Ивановича, я узнал, что именно там он часами дубасил «грушу», оттачивая удар, про который один очень известный американский промоутер Алекс Вальдес с восхищением сказал: «Да у него в каждой перчатке по нокауту!»

Это случилось, кажется, после турнира в Англии, где наш 85-килограммовый земляк со всей мощью обрушил свою увесистую «колотушку» на надвигавшуюся на него двухметровую британскую гору массой в 130 килограммов. Сенькин своими кулачищами точил ее, словно вода камень, пока тот не шлепнулся на пол с таким грохотом, что страшно стало. Заокеанский спец, дождавшись выпорхнувшего из-под канатов Леню, похлопал его по плечу, пощупал бицепсы и азартно воскликнул: «Да ты, парень, с такой правой кого хочешь уложишь! Давай к нам на профессиональный ринг, миллионы будешь зарабатывать!»

Ассоциации, тем более разнесенные по времени, – материя хрупкая. На юбилее Леонида Ивановича вдруг всплыл в памяти Булат Окуджава. Полная любви и трагизма песня про Леньку Королева, без которого поэт не представлял себе ту Москву. А ведь и без Леньки Сенькина (созвучия ради позволил себе сию фамильярность, так что уж извините) ее тоже трудно представить. И ничего, что один, судя по всему, с Арбата, а другой уж точно вырос на Басманной. Во дворах обоих каждый вечер играла радиола, и пары танцевали, поднимая пыль. Только Сенькину было недосуг. Именно в те часы, когда звучала музыка и сверстники в вихре вальса кружили своих будущих невест, он спешил на очередную тренировку в тот самый зальчик. Пройдет несколько лет, и ребята до того зауважают его, что, как и Леньке Королеву, присвоят званье Короля. Короля ринга. Еще неизвестно, чья бы взяла, встреться Сенькин на ринге с Мохаммедом Али или – поближе к нашему времени – с тем же Тайсоном или Холифилдом…