Ольга Приходченко - Я и ты

Понятно – только для своих, избранных. К грузовичку то и дело подъезжали разные машины, те, которые были при гонке, я уже знала, а эти были какие-то чужие, и дефицит целыми коробками перегружался в их багажники.

Никакого директора искать не стали. Зачем? Прекрасно проживем без деликатесов, в Москве наверстаем, скоро Седьмое ноября, в праздничном заказе будут. А сейчас обойдемся пловом, лагманом, и местные пельмени, чучвара называются, очень сочные. Узбекская кухня весьма богата. Об этом случае никому говорить не стали, хотя у меня уже чесались руки накатать заметку в «Советскую торговлю». Просят же шире освещать предолимпийскую гонку…

Велогонка катится своим чередом, мы следуем за ней, останавливаемся, где пожелаем. Задержались в одном из кишлаков близ Ферганы. Все та же картина: сплошные заборы, дома без окон, ясно, чтобы никто с улицы не смел заглядывать в них и видеть, что делается внутри. У самой дороги, хотя караван велосипедистов уже проскочил, еще толпились дети. Мал мала меньше. Старшие держали на руках совсем крохотулек. Все какие-то нечесаные, неумытые. Осень, уже холодно, по ночам минусовые температуры затягивали лужи и арыки льдом, а они все босиком, и старая одежонка, чувствуется, передается по наследству, едва прикрывает голое тельце. Зато на головах мальчиков старые меховые ушанки.

Раздался скрип калитки, и появился мужчина неопределенных лет в халате и тюбетейке, с серебряным подносом в руках, на котором горкой лежали гроздья спелого винограда. Разговорились. По-русски он объяснялся неплохо, тем не менее мы так и не поняли, кем он работает в совхозе.

– Эти ребятишки – все ваши дети, сколько их у вас? Еще есть? – несколько раз переспросила я.

– Есть, там, – он кивнул куда-то в сторону калитки, – виноград собирают, ркацители, из него хорошее вино. Сейчас вынесу кувшин, попробуйте, оно свежее, еще настояться должно.

Он долго мучился, губами перебирал имена, не раз сбивался со счета.

– Пять, – наконец выпалил он и для верности загнул все пальцы на одной ладони. – Жена скоро еще родит. Мальчика хочу.

– Как пять? Здесь же восемь, а вы говорите, что во дворе еще ваши дети, – удивилась я.

– Так то девочки, они не в счет. Мужчины нужны. Кто за хозяйством ухаживать будет?

Через несколько дней, когда гонка, перемахнув через границу с Таджикистаном, задержалась на два дня на берегу Сырдарьи в Ленинабаде, а затем ее спираль раскрутилась в сторону киргизского Оша, я словно очутились совершенно в ином мире и подумала: какой контраст. На въезде в город нас встречали пионеры, опрятные, аккуратно одетые. Они, не поверите, и сегодня у меня перед глазами: белый верх, черный низ, у девочек банты красиво вплетены в косы, пилотки, гольфики с кисточками, мальчишки – в темных штанишках-шортиках до колен и белых рубашках с короткими рукавами, на голове расшитые красным бархатом войлочные колпаки. На всех красные галстуки. До чего приятно смотреть! Я вспомнила свое пионерское детство, наши школьные линейки у дворца Воронцова на Приморском бульваре.

Словом, здесь, в Киргизии, во всем чувствовалась заботливая женская рука, настоящий матриархат. За завтраком я поделилась своими соображениями с Михаилом, и он – в кои-то веки! – со мной согласился. Что с ним случилось, Киргизия, что ли, так на него подействовала?

Женское и лично во мне взяло верх. Покрутившись немного по центру, я, конечно, заглянула в местный универмаг и обомлела, увидев, как в обувном отделе свободно стоят на полках сверхмодные тогда английские туфли на высоченных шпильках – мечта всех женщин. Сердце бешено заколотилось. Перед отъездом из Москвы в Краснопресненском универмаге я наблюдала, какая за ними была драка. В общем, перемерила дюжину пар, пока сердце не успокоилось на двух. Можно возвращаться обратно в Узбекистан, куда опять зазывала петля трассы. Через Камчик, взобравшись на более чем двухкилометровую высоту, велокараван должен был снова совершить бросок вниз и перебраться в солнечную Ферганскую долину. Конец года на носу, оттого так и вырывались наружу слова песни из популярного музыкального фильма:

Может, для той американкой солнечной долины слова серенады были подходящие, но Камчик, взбунтовавшись, явно встретил их в штыки, и сердце замирало вовсе не от цветов на снежных склонах перевала.

Знать бы тогда, что ждет гонку, когда она дружно катила по равнине, окруженной со всех сторон горами, их цвета от бликов лучей постоянно менялись, пока совершенно неожиданно камни окончательно не покраснели. Тепло, несмотря на утро, уже плюс двадцать семь. Здесь просто сказочное место на земле. В нашем автобусе беззаботное, даже, я бы сказала, безмятежное настроение, народ размяк, отдыхает. С автобусом поравнялась одна из служебных «Волг», и нашему комиссару, а заодно и мне, предлагают пересесть в нее. Мы соглашаемся; по правде говоря, мне поднадоело плестись позади гонки, глотая пыль, хочется опережать гонку, видеть, как в ее голове разворачиваются события, вся борьба же там. Легковушка, набирая скорость, удаляется в сторону перевала. И вдруг в открытые окна слышим доносящиеся из машин, что едут навстречу, возгласы: «Вы куда? Возвращайтесь! На Камчике пурга, ничего не видно, сами еле проскочили перевал».

Чем выше нас уносила «Волга», тем резче менялась погода. Уже не было никакого солнца, поднявшийся сильный ветер смешался с холодным дождем. На нас куртки, хорошо, что я еще прихватила с собой шерстяной свитер, и то с каждым километром все больше пронизывает насквозь этот противный ветер, задувающий даже через задраенные окна. Еще немного – и дорога, постепенно ввинчивавшаяся в серое теперь уже небо, покрылась ледяной корочкой, а скалы, особенно выемки в них, наполнились снегом. Я боялась смотреть в окошко, да и видимость ухудшилась, заметила лишь, как мимо нас сначала пролетела одна машина, а затем еще две, очевидно, руководство гонки. Наш водитель в полной растерянности:

– Все, приехали, полный писец! Я никогда в горах так высоко не был. Как теперь отсюда выбираться? У меня не машина, а санки на летней резине. – Он крепко выматерился, но, спохватившись, обернулся ко мне: – Извините!

Я приоткрыла дверцу и увидела медленно приближающийся наш автобус. Видимо, журналистам тоже поднадоело тащиться все время сзади.

– Миша, давай переберемся в него, – предложила я, – там как-то и теплее, и веселее.

Однако проехали мы совсем немного. Через пару километров автобус остановился, прижавшись правым боком поближе к скале.

Дальше ехать опасно, гололед под колесами, а еще вдруг какой-нибудь горе вздумается сбросить с головы свою снежную шапку-ушанку, а она, зараза, тяжелая, и все это покатится лавиной вниз.