Юрген Торвальд - Век хирургов

Серный эфир – это жидкость, распыляемая в воздухе для расслабления и успокоения. Эфир действует так же, как и веселящий газ. Так же, как и веселящий газ, он лишает человека способности чувствовать сильную боль. Но и для ваших целей он обязательно подойдет».

«Вы уверены? Или это все же может быть опасным?» – спросил Мортон.

«Если уж это рекомендую вам я, – приблизительно так ответил Джексон, – то это верное средство. Идите-ка в аптеку Бернетта. Там вы получите эфир. Когда соберетесь им воспользоваться, просто спрысните им носовой платок и подержите его у рта и носа».

Мортон отправился в аптеку, приобрел одну бутылку серного эфира и собрался с ней домой.

Но это не все события, которыми памятно тридцатое сентября 1846 года.

Вечером в клинике Мортона появился запоздалый пациент. Одна сторона его лица была сильно опухшей. Ко рту он прижимал платок. Его звали Эбен Х. Фрост, и он был мелким агентом по недвижимости с Принс-стрит в Бостоне.

Одолеваемый мучительной болью и переполненный страхом, он постучал в дверь. В тот момент он не подозревал, какую роль отвела ему судьба. Он открыл дверь. Внутри он застал одного из мортоновских ассистентов по имени Хейден. Тот невольно объемисто выругался про себя, но затем насторожился, когда из распухшего рта Фроста донеслась отчаянная просьба – по возможности удалить его зуб безболезненно при помощи гипноза доктора Месмера. Позвали Мортона. Когда последний узнал о навязчивом желании Эбена Х. Фроста получить безболезненное лечение, он уже был готов предоставить его.

Эбен Х. Фрост донимал Мортона, постоянно повторяя свою просьбу. Согласно более поздним реконструкциям, говорил он приблизительно следующее: «Сделайте, пожалуйста, все без боли! Я заплачу за это любую цену, но только, пожалуйста, пожалуйста, вылечите меня по методу доктора Месмера».

Мортон колебался всего, может, несколько секунд. Затем к всеобщему удивлению он огласил: «У меня есть куда лучшее средство, чем то, которое вы упомянули…» После этого он развернулся в Хейдену и приказал: «Принесите лампу…»

Пока Фрост располагался в стоматологическом кресле, пока Хейден устраивал лампу поближе к лицу Фроста, Мортон откупоривал бутылку с эфиром. Вблизи открытого пламени он пропитал жидкостью носовой платок. Неуловимым движением он туго прижал его к носу и рту Фроста. По комнате распространился резкий сладковатый запах. Фрост закашлялся, но Мортон невозмутимо потребовал, чтобы тот дышал как можно глубже. Фрост был беспокоен. Мортон вылил на платок еще немного эфира. Фактически мгновенно голова Фроста запрокинулась назад. Он издал еще несколько невнятных подавленных звуков, но в целом производил впечатление спящего.

Мортон растворил челюсти Фроста и взялся за зубные щипцы. Он работал с обыкновенной быстротой: двумя решительными движениями он расшатал зуб, потянул, потянул еще раз, и вот перед глазами Хейдена и Тенни оказалась его рука, в ней щипцы, а в щипцах – больной зуб, который Мортон тут же бросил на пол.

Фрост даже не пошевелился. Фрост не издал ни единого стона. В течение еще нескольких секунд Мортон с выражением растерянного изумления глупо смотрел на своих затихших помощников. Между тем Фрост начал приходить в себя. Он открыл глаза. Он удивленно огляделся вокруг. После он пробормотал: «А где же зуб? Все уже позади?»

Мортон указал на валявшийся на полу зуб и спросил: «Вы почувствовали что-нибудь?»

Фрост буквально потерял дар речи. Он только потряс головой.

Через минуту он воскликнул: «Это грандиозно. Совершенно грандиозно…»

Мортон отложил щипцы в сторону. И теперь растерянное изумление в его взгляде сменилось предвкушением триумфа. Тогда ему на ум пришла мысль, которая никак не могла долго ускользать от практичного человека, каким был Мортон.

В конце концов в его разуме вспыхнула искра здравого смысла. Он осознал, что все же изобретение Уэллса имеет почти неисчерпаемый потенциал, что притупление чувствительности посредством вдыхания паров или газов – отнюдь не фантазия и не бессмыслица. То есть тот, кто владеет тайной этого метода, держит в своих руках ключ к богатству – ведь каждый человек боится боли. Каждый пойдет на любые жертвы, чтобы только быть избавленным от необходимости терпеть. Каждый врач заплатит любую цену – какую ни попроси – чтобы и самому завладеть этой тайной.

Мортон, ни секунды не колеблясь, взялся за перо и бумагу и составил доверительную записку. Через двадцать минут, когда Фрост стряхнул с себя последние клочья эфирного дурмана и вновь обрел чувствительность, Мортон положил перед ним оконченную бумагу, чтобы тот подписал ее.

В бумаге говорилось: «Сим я подтверждаю, что сегодня вечером, в девять часов я пришел в клинику доктора Мортона, так как меня мучила невыносимая зубная боль. Я подтверждаю, что доктор Мортон воспользовался носовым платком, который пропитал специально подготовленным средством. Его пары я вдыхал в течение приблизительно одной минуты, а затем погрузился в сон. Через секунду я снова пришел в сознание и увидел мой зуб лежащим на полу. Я не почувствовал никакой боли. Еще двадцать минут после того я оставался в приемной доктора Мортона, но так и не ощутил неприятных последствий проведенной операции…»

Фрост подписал: «Эбен Х. Фрост, 42, Принс-стрит, Бостон».

Но этим Мортон не ограничился. Он заставил Хейдена и Тенни тоже поставить свои подписи внизу документа – в качестве свидетелей.

Вероятно, тем же вечером Мортон направился к одному из редакторов «Бостон Дейли Джорнал» с подписанным документом. По крайней мере, трудно найти иное объяснение тому факту, что уже на следующий день, первого октября 1846 года, в этой газете появилась заметка следующего содержания: «Как нам стало известно от джентльмена, ставшего свидетелем происшествия, достойного упоминания, прошлым вечером изо рта неизвестного мужчины был удален больной зуб, причем упомянутый пациент не почувствовал ровным счетом никакой боли. Операция была проведена во сне, для чего врач воспользовался неким средством, действие которого длилось около тридцати минут – достаточно долго, чтобы удалить зуб».

Впоследствии Мортон всегда отрицал, что он сам выступил инициатором появления в прессе этой заметки.

Он вдруг во всей полноте осознал непреложную ценность эфира, и, ясно видя свою цель, он стал задумываться о своем будущем деле. Мортон пустился в рассуждения о том, в каких формулировках Фрост и «Дейли Джорнал» должны будут описать его чудодейственный препарат. В разъяснениях Фроста и речи не должно было быть об эфире, который химики и врачи знают с 1450 года и применяют в качестве растворителя или успокаивающего средства при астме и коклюше. Вместо того он должен будет рассказать о средстве, которое изготовил сам Мортон. Практический ум и тщеславная, честолюбивая натура Мортона с самого начала заставили его желать многого: он хотел быть недосягаемым обладателем «тайного рецепта», известного ему одному. Он намеревался неусыпно охранять свой секрет и запатентовать это «изобретение», чтобы оно могло по высокой цене разойтись среди врачей и страждущих всего света.