Игорь Красавин - Techne. Сборка сообщества

Нужно заметить, что не только Рим крутило в корчах: нечто подозрительно похожее происходило дальше к востоку. Падение торговли и оскудение финансов прекратило существование такого любопытного государства, как Парфия. Последняя представляла собой эклектичную конфедерацию эллинистических полисов, аграрных областей, горных и кочевых сообществ. Парфяне вели полукочевой образ жизни в южной Туркмении; когда в войнах с Римом пала империя Селевкидов, они во II в. до н. э. подчинили территории Ирана, Ирака, исторической Армении. Выгодное местоположение сочетало утонченную культуру самостоятельных городов Междуречья и кочевников пустынь восточного Ирана. Их государство держалось на транзитной торговле, важнейшие пути которой проходили по контролируемой территории. Кочевое прошлое обусловило стиль управления – раздробленное объединение сообществ, согласовывавших внешнюю политику и самостоятельных во внутренних делах.

Закованные в доспехи всадники (прообраз танка) были парфянским изобретением и рассеивали римские легионы до тех пор, пока те не позаимствовали этот род войск. Разбить парфян в поле смог Траян в 114—117 гг. н. э., но действительно серьезные проблемы вызвало падение международного обмена и жестокий кризис в Римской империи. Как только денежный поток стал иссякать, местные царьки потеряли интерес к поддержанию центральной власти. В междоусобных войнах победили персы, и с 226 г. династия Сасанидов возродила персидскую империю. Внутренняя политика под влиянием негативных обстоятельств заметно одревнилась: все население было поделено на замкнутые сословия, самоуправление городов исчезло, ибо те потеряли источники богатства и власти, вырос царский домен, сделавший правителя крупнейшим землевладельцем, а сепаратизм стал бичом государства. Отличала Иран от прошлого религиозная политика. Зороастризм насаждался в качестве общей религии, а остальные культы преследовались, чтобы сообщества империи могли объединиться вокруг общих символов.

Свой кризис Сасанидский Иран получит в V—VI вв., когда собственность сконцентрируется у аристократии и олигархии, а рынок разорит крестьян и снизит налоговую базу. На фоне этого возникнет эгалитарное религиозное движение маздакитов, благодаря которому были перераспределены крупные активы. В середине VI в. н. э. царь царей Хосров I даст крестьянам право на отчуждение земли в частную собственность наравне с аристократами, и это продлит жизнь империи на сто лет, пока не придут арабы. Империя падет, поскольку избавиться от чрезмерной концентрации собственности в частных или государственных руках так и не сможет.

Когда в Риме в 284 г. к власти пришел император Диоклетиан, среднего класса уже не было. Страна в буквальном смысле лежала в руинах. Урбанистическое сообщество с развитым разделением труда превратилось в аграрное. Не видя выхода из плачевной ситуации, он решает замкнуть общество в абсолютной статике; впоследствии его дело продолжил Константин. Самоуправление городов отменяется. Каждый человек приписывается к своему социальному статусу и месту проживания, независимо от происхождения и богатства 231. Для пущего контроля налагается запрет на изменение места проживания и сферы деятельности. Чтобы сохранить собираемость налогов, обязанность их сбора была возложена на местных буржуа и аристократов, а они отвечали за это имуществом и физически: наказание «отцов города» плетьми на центральных площадях лицезреть можно было повсеместно. То, как должны собираться деньги в казну, никого не интересовало, и финансовый террор вышестоящими нижележащих стал обыденностью. Стоило трижды подумать, прежде чем пытаться стать буржуа, ибо последние могли вести дела только состоя в куриалах – профессиональных объединениях, через которые распределялись обязанности поставок и выполнения работ для государственных нужд, за малую плату или без оной.

Росли государственный сектор, в частности производство вооружений и торговля роскошью, что присуще бедным странам. Статус большинства был неустойчив. Была только одна категория населения, которая могла спокойно извлекать выгоду и не бояться за свое будущее, – крупнейшие аристократы из сословия сенаторов. Именно к ним уходила б о льшая часть доходов как натурой, так и драгоценными металлами. На них не лежало бремя муниципальных расходов, армейских реквизиций и уплаты налогов. К ним под патронаж уходили целыми городами, их огромные замкнутые владения жили своей жизнью, со своими производством, армиями, дворцами, полями и деревнями. Жизнь остальных людей лежала в иной реальности. Типичные для II в. н. э. вопросы оракулу звучали так: «Стоит ли мне жениться?» или «Выгодна ли мне эта сделка?». Сто лет спустя тональность меняется: «Будет ли наложен арест на мое имущество?», «Стану ли я нищим?», «Не помешают ли мне бежать?». 232Всякая социальная группа старалась выжить за счет других, эксплуатируя и дискриминируя слабейших, используя государственные институты в своих интересах.

Неудивительно, что христианство, чей тезис – жизнь есть страдание, а Бог есть любовь, стало одной из главных религий. Ко времени Христа мессию ждали уже давно. Смешение вер и языков на Ближнем Востоке, начавшееся со времен эллинизации, требовало общего культурного пространства, в пределах которого люди могли бы друг другу доверять во вражде и мире. Гонения на эту религию были связаны с ее фундаментализмом, и в своей ранней версии она вряд ли получила бы одобрение у современных иерархов, ибо проповедь коллективного ухода из мира и сейчас преследуется уголовно. Религиозные течения различной степени массовости конкурировали уже лет двести и представляли монотеистическое либо дуальное изображение борьбы добра и зла. Настойчивая проповедь коллективного спасения стала успешной в связи с педалированием идеи сообщества. Деформация социальной структуры породила мощный запрос на объединяющие смыслы, которым хотелось бы верить. И, судя по тому, в какой форме он был удовлетворен, отчаяние было велико.

Различия кожи, черепа и языка сказались уже внутри христианства. Множественность идентификаций, преодолеваемая мировой религией, развернулась в виде огромного числа ересей. После институциональной перестройки и превращения «просвещенной монархии» в деспотическую логичным завершением стал массовый культурный инвариант идентификации индивидов и групп. Натурализация экономики и культура неграмотных крестьян вытеснили сложный урбанистический винтаж. Ненависть к инакомыслию и разного рода умникам заставила общество пройти через радикальный регресс и опрощение.

После утверждения государственной религии при Феодосии и законодательства Юстиниана империя, уже Византийская, совместила бюрократию и рынок. В благополучные годы развивалась городская рыночная экономика, в неурядицы прогрессировала сельская натуральная. Это общество подточили акцент на религиозной чистоте, постоянные войны, частый дележ власти и собственности. Но и в таком виде империя прожила тысячу лет, а это, согласитесь, немало.