Игорь Красавин - Techne. Сборка сообщества

В III в. до н. э. Цинь достигло достаточной мощи, чтобы к 221 г. до н. э. его правитель Ин Чжэн 237захватил все остальные царства и объединил их в империю. Преобразования легистов были продолжены. Этнонимы отменялись, все жители назывались «черноголовыми». Взамен местных, порою весьма сложных графических систем вводилась общая упрощенная письменность. Образование стало только государственным, остальные школы преследовались, особенно конфуцианцы с их любовью к социальной стагнации. По всей стране были развернуты стройки ирригации, дорог и дворцов на пользу стране и правителю во славу. Налоги выросли в двадцать – тридцать раз; реквизиции, безудержная коммерциализация обогатила лишь кучку циньцев и крупнейших ростовщиков. Нищета и долги отправляли людей в латифундии в качестве рабов, а стройки, в том числе Стены на севере для защиты от кочевников, сопровождались огромной смертностью. К огромному облегчению подданных, император умер в 210 г. до н. э., и началась гражданская война.

В отличие от аристократов, полагавших войну чисто военной операцией, деревенский староста Лю Бан договаривался с крестьянскими общинами, обещая возврат к патриархальному земледелию и запрет частной собственности на землю. С ним начинается династия Старшая Хань. Сохранив большую часть циньских порядков, вернуться к традиционной социальности с ее натуральным хозяйством она все-таки не смогла. Торговля и частное производство были необходимы для обеспечения страны деньгами и связывания территорий. По мере выправления экономического положения населения высокие налоги на торговлю и запрет ростовщичества сходят на нет.

«Нетитулованная знать» становится союзником императора против строптивой аристократии. Растет число частных коммерческих хозяйств, их потребность в пролетариате обусловила возврат к практике круговой поруки долгового рабства: семьи должников отправляются на частные и государственные работы. Во II—I вв. до н. э. экономика на подъеме, растет благосостояние, население и его учет. При императоре У Ди (140—87 гг. до н. э.) ведутся обширные ирригационные работы, для обеспечения торговли роются речные каналы, вместе с техническими изобретениями развивается промышленное производство, а чрезмерные землевладения конфискуются.

Повсеместный рост повысил спрос на деньги, и на это время приходятся рискованные эксперименты монетарного управления экономикой, вызвавшие неожиданные колебания. Рефлексия бюрократии, реагируя на состояние сообщества, рождала публичные дискуссии чиновников, которые предваряли принятие государственных решений и институционально ограничивали самоволие власти. Одним из таких обсуждений был «Спор о соли и железе», заключавшийся в выборе государственной социально-экономической политики 238. Вводить ли запрет на частную собственность на землю, чтобы уберечь крестьян от разорения со стороны «тех, что объединяют и совмещают в одних руках [прибыли от разных занятий и чужое имущество]»? Ввести ли государственные монополии для содержания армии и бюрократии или, наоборот, управлять обществом через рынок, положившись на то, что «природа вмешательства не терпит. Вмешательства также не терпит богатства и бедности путь»?

После установления постоянных контактов со Средней Азией, через которую поддерживались контакты между Индией и Ближним Востоком, и появления Шелкового пути следует взрывной рост внешней торговли и промышленности, а затем расширяется частное землевладение. В обществе, где доминировал аграрный сектор, а труд оставался ручным, земля была лучшим объектом для инвестирования. Любой здравомыслящий буржуа, аристократ или чиновник стремился к тому, чтобы стать рантье 239. Рынок вел к социальной поляризации, а войны с кочевниками за Шелковый путь – к повышению налогов.

Добывая средства для армии, государство вводит монополии на соль и железо (товары наибольшего массового спроса), которые не были эффективны вне больших городов с развитым рынком, и начинает брать в долг у крупнейших откупщиков налогов. Неконтролируемый рост частного богатства позволил буржуа и верхушке бюрократии завладеть основным массивом земель, а крестьян за долги сделать долговыми рабами. Правительство, как ни пыталось, не смогло ограничить олигархию, даже государственный переворот Ван Мана в 9—23 гг. не помог перераспределить активы. Разорение налогоплательщиков вызвало закономерный финал: казна была пуста; когда в конце I в. до н. э. кочевники перекрыли Шелковый путь, начались восстания, и династия Старшая Хань исчезла.

После подавления восстаний воцаряется новая династия Младшая Хань. Учтя уроки прошлого, поначалу социально опасное рабовладение ограничивается, вместо этого распространяются отношения аренды, более устойчивый и дешевый способ извлечения прибыли. Вновь экономика на подъеме, расширяется промышленная и сельская индустрия. Население, в среднем пятьдесят – шестьдесят миллионов человек, обусловило создание гигантского внутреннего рынка, благодаря которому страна фактически могла жить, не контактируя с иностранцами 240. Плотность его расселения стала условием необычайной конкуренции, всегда отличавшей китайское общество. Внутреннее давление вкупе с огромными возможностями организации и служили механизмом, который запускал социальную трансформацию. Поэтому крестьянские общины настаивали на запрете частной собственности на землю и ограничении капитала, тогда как городская буржуазия, верхушка знати, напротив, были заинтересованы в неограниченной собственности и свободных операциях в торговле и финансах. Эта ситуация обусловила как быстрое связывание рынка и мощный рост, так и необходимость в государственной бюрократии, чья задача (ради сохранения стабильности режима) состояла в ограничении крупнейших собственников в пользу мелких участников, плативших налоги и поднимавших восстания.

Сообщество обладало колоссальным производственным и торговым потенциалом. Помноженные на промышленные технологии, социальные возможности давали невероятную прибыль как на внутреннем, так и на внешнем рынках. Эти деньги были способны купить любую власть. Крайние формы монополизация принимала за счет большого ресурса расширения и отсутствия необходимости договариваться с теми, кто не имел ни денег, ни власти. Достигнув пределов расширения, социальная структура порабощала десятки миллионов собственных подданных (об объемах и дешевизне живого «сырья» говорит и круговая порука, отдававшая в рабство даже не семьи, а целые деревни, что предоставляло широчайшие возможности для шантажа). Такое количество обездоленных было крайне опасно, а потому финал накопления богатств был одинаковым и заканчивался гражданской войной. В этот момент крайней слабости власть и капитал уступали патриархальному распределению и натуральной экономике, но лишь на время.