Игорь Красавин - Techne. Сборка сообщества

Хотя французская промышленность и стала одной из лучших в мире, французское сообщество и его управляющие институты не использовали своих возможностей. Денег им всегда не хватало, колониальная политика проигрывала британской, а надежный торговый контроль был лишь в Средиземном море 405. Власть регулярно проявляла заботу о повышении эффективности хозяйствования, первой применила меркантилизм; рассылалось огромное количество циркуляров с советами и положительными примерами, но все оставалось бесполезным, так как сами условия социального общежития препятствовали развитию и заинтересованности в активной деятельности. Попытка догнать успех рынка путем централизованного планирования дала краткосрочные результаты, но успех был локален и не имел никаких шансов на развитие.

Несмотря на то, что продвижение на верх социальной иерархии для буржуа окончилось в XVI в., вплоть до революции французские буржуа богатели, а дворяне беднели. Причина была достаточно проста: большинство дворян не стали заводчиками, они остались рантье, чей доход целиком зависел от степени проникновения рынка и предприимчивости крестьян, оплачивавших право пользования землей, так что доходы эти зачастую были совсем невелики.

Дворянство здесь – люди все порядочные, но бедные; они горды в той же мере, сколь и бедны. Они крайне унижены по сравнению с тем положением, что они занимали прежде. Политика, поддерживающая их в таком бедственном положении и заставляющая служить нам и нуждаться в нас, вовсе недурна. Дворянство образует особое сообщество, в которое допускаются только люди, способные доказать свою принадлежность дворянскому сословию на протяжении четырех поколений. Это сообщество никем не утверждено, его только терпят, и оно собирается не чаще одного раз в год в присутствии интенданта. После совместного обеда и прослушивания мессы каждый дворянин возвращается домой – кто на своей кляче, а кто и пешком. Вы увидите, сколь комичны эти собрания 406.

Но и сами буржуа были замкнуты в пределах французской юрисдикции, не имея ни средств, ни желания побивать голландские и британские рекорды. Трудности в организации промышленности и торговли, повсеместные поборы, запреты и вымогательства вели к тому, что богатый торговец, промышленник, чиновник или купивший титул новый дворянин не гнались за бесконечным накоплением капитала или расширением влияния, а скупали землю, чтобы остаток дней спокойно прожить в имении. И чем богаче становился человек, тем с большей долей вероятности он выбирал этот старый проверенный способ сохранения состояния. Как следствие, эффективность действий французского сообщества оставалась очень низкой. Решения принимались бесконечно, лучшим способом продвижения по службе и накопления богатств была близость к чьему-либо властному телу. Возможности управления и участия в делах сообщества и государства были от экономически активного населения отчуждены. Если у государства возникали финансовые или иные проблемы, оно их, как правило, решало за счет сообщества, не спрашивая и не предлагая что-либо взамен. В XVIII в. все социальные группы оказались в подвешенном состоянии: они обладали огромным количеством обязанностей, но не имели права на принятие решений, независимо от своего статуса и социального положения.

В том и состояла проблема относительно больших и неплотно заселенных стран, что процессы социальной трансформации разворачивались в них достаточно медленно. Опираясь на значительные внутренние ресурсы, крупнейшие собственники и государство сравнительно легко блокировали притязания отдельных социальных групп или откупались от них за счет других участников. Государство лишало их главного – участия в управлении сообществом и отстаивания своих интересов перед лицом других участников. Итогом стали низкая социальная активность и экономическая неэффективность, использование государства в качестве источника личного обогащения и монополизация местных рынков. Франция была богатой страной, но сообщество ее бедным, а усилия государства бесполезными: во внутренней политике они привели к революции, во внешней не смогли удовлетворить имперских амбиций.

В 1750-х гг. Нидерланды осеменяли своими капиталами всю Европу и обеспечили второй половине XVIII в. его знаменитую роскошь: «кто не жил в XVIII веке, тот вообще не жил». Следствием этого стало ускорение развития городского сообщества и французской промышленности на северо-востоке страны. Интеллигенция, буржуа и аристократия наслаждались публичным общением; философы, ученые, юристы писали пространные сочинения о переустройстве мира, но все их писания оставались голословными до тех пор, пока монархия не лишилась средств к существованию. Сам расцвет публичной культуры был связан с усложнением практик урбанизации, ростом экономики и контактов в Париже и крупнейших городах страны, однако расходы главного участника этих отношений, государства, уже давно были ему не по карману:

Различные средства были применены с малым успехом, но ничто, кроме фундаментальных реформ, которые бы мобилизовали реальные и подразумеваемые налоговые возможности страны, не могло бы улучшить ситуацию, в которой расходы превосходят доходы по меньшей мере на 20%, и никакая эффективная экономика не была возможной. И хотя экстравагантность Версаля часто называлась одной из причин кризиса, расходы двора составляли всего лишь 6% годовых в 1783 г. Расходы на войну, флот и дипломатию составили 1/4, государственный долг составлял половину. Война и долг… привели к падению монархии 407.

Займы, которые делались французским правительством, шли на войны против Британии 408, обслуживание которых раздуло нидерландский финансовый рынок в последний раз. Пока два претендента на колониальное и политическое лидерство бились насмерть, Нидерланды их обслуживали и извлекали прибыль. Чрезмерное предложение капитала породило иллюзию того, что так будет всегда, но финансируемые конкуренты росли, а прибыли падали. Финансовые кризисы в Нидерландах с 1763 по 1783 г. периодически подчищали слишком ретивых спекулянтов, пока не похоронили страну, а вслед за ней и Старый порядок.

Амстердам держался бы на плаву еще довольно долго, но в отместку за финансирование американцев в 1781—1784 гг. англичане добили его торговую империю, чьи расходы и размеры более не могли быть покрыты достаточным количеством денег. Олигархия провинций и городов, в качестве руководства государственных институтов, сознавала опасность, исходившую от Британии, но как собрание частных лиц она не могла упустить шанс выгодного вложения капитала, даже когда стало ясно, что Нидерланды скоро станут жертвой бывшего зависимого союзника.