Борис Островский - Психоз планеты Земля

Уфологам такие заключения, разумеется, не нравятся. Они считают, что отсутствие доказательств не может быть «доказательством отсутствия», и предостерегают от поспешных решений свернуть работы по изучению феномена. Они говорят, что сами факты разоблачений ложных свидетельств о встречах с инопланетянами ещё не исключают возможность их присутствия на Земле, то есть наряду с выдуманными историями могут быть и правдивые. Другой аргумент: проблему НЛО курируют военные, которые всё засекречивают. В то же время специальные подразделения служб безопасности занимаются дезинформацией – распространяют смехотворные сообщения о контактах с инопланетянами с целью формировать у населения скептическое отношение к теме. Известно, например, что ЦРУ поощряло издание книг, написанных критиками гипотезы о инопланетянах.

Всё это, конечно, так. Но, с другой стороны, до каких пор вести поиски? Где та черта, преступив которую, можно твёрдо заявить: «Всё, исследования завершены, результат отрицательный!» Такую черту определить невозможно. Вот и получается, что в глазах мировой общественности в выгодном свете постоянно оказываются уфологи. С одной стороны, они выступают за продолжение исследований, что не может не вызывать сочувствия; с другой – все официальные заявления, отрицающие присутствие на Земле инопланетян, истолковывают как нежелание властей посеять панику среди населения. В условиях непрекращающегося потока всё новых и новых свидетельств о НЛО, всякие дискуссии о том, являются ли они космическими кораблями или ещё чем-то, можно вести бесконечно…

Нельзя, конечно, всех очевидцев НЛО подозревать в обмане или психическом нездоровье, как нельзя всех доносивших в суды инквизиции свидетелей колдовства подозревать в злом умысле против соседей. Но можно полагать, что многие из тех, кто в тёмные ночи принимал дым над избой за ведьму на метле, а НЛО – за инопланетные корабли, просто искренне заблуждались. Подобные заблуждения связаны с особенностями человеческой психики, и потому я, как психиатр, возьму на себя смелость осветить некоторые механизмы их возникновения.

Чтобы лучше понять дальнейшее, вернёмся к теме любви, которая была затронута в предисловии к этой книге. Читатель, должно быть, помнит, что я сравнивал тайну любви с тайнами Бермудского треугольника. Поскольку любовь – тайна вечная, она во все времена по-разному интерпретируется художниками.

«Любовь – чувство субъективное, – писал Стендаль, – и оно в большей мере зависит от любящего, нежели от предмета любви… В соляных копях Зальцбурга оставляют сухую ветку. Эта чёрная и уродливая ветка, но когда на следующий день вновь подходят к ней, она уже вся покрыта кристаллами соли. И ветка вся сверкает, она радует и восхищает взор. Женщина, которую мы любим, подобна такой ветке. Сама по себе она может не представлять ничего особенного, но сила любви… украшает предмет нашей страсти сверкающими кристаллами, и женщина предстаёт перед нами совсем не такой, какая она в действительности…»

Наглядной иллюстрацией субъективности чувства любви может послужить страсть Дон Кихота, которой он воспылал к Дульсинее Тобосской. Испанский идальго, не будучи даже представлен своей избраннице, наделил её качествами, какими, по его мнению, должны обладать благородные дамы. Между тем Дульсинея вовсе не обладала такими качествами, она, как известно, была заурядной провинциалкой.

Другой французский писатель Андре Моруа развивает мысль Стендаля: «Любовь – это род безумия, потому что, полюбив женщину, мы видим её не такой, какая она на самом деле». Хотя это лишь поэтическая интерпретация субъективного восприятия чувства любви, она вполне согласуется с научным определением известных психопатологических феноменов, которые характеризуются извращённым восприятием реального объекта. Здесь я имею в виду иллюзии – один из видов обманов восприятия. Термин «иллюзия» нередко употребляют и в обиходном языке. «Он строит иллюзии» – так говорят, например, о влюблённом юноше, когда он наделяет женщину несуществующими достоинствами. Но в психиатрии под иллюзиями понимают именно обманы восприятия, чаще зрительного характера. Иллюзии могут наблюдаться и у психически здоровых людей. Нетрудно представить себе ситуацию, когда ребёнок в плохо освещённой прихожей воспринимает висящее на вешалке отцовское пальто за притаившегося человека.

Иллюзии (равно как и галлюцинации) во многом представляют собой белое пятно психопатологии. «При большинстве обманов восприятия мы не знаем причины, их вызывающие, мы ничего не знаем об условиях, при которых они возникают», – писал ещё в 1913 году крупный немецкий психиатр Карл Ясперс. Сегодня, впрочем, можно попытаться здесь кое-что прояснить.

Возникновение иллюзий часто связано с сильным аффектом или расстройством эмоциональной сферы. Дон Кихот как раз и страдал маниакальным состоянием. Кроме того, он был одержим бредовыми идеями: во всём видел своих врагов. Вот почему герой Сервантеса вступил в известное всем сражение с ветряными мельницами.

Итак, помимо эмоционального фактора, существенную роль в возникновении обмана восприятия играют соответствующие представления, именно они, рождающиеся в голове, обусловливают смысловое содержание иллюзий. Поясню это на нашем примере с ребёнком. Допустим, из подслушанного разговора родителей мальчик узнал, что соседнюю квартиру обокрали. В этом случае в висящем на вешалке пальто мальчик скорее «увидит» силуэт притаившегося вора, нежели нечто другое [51].

Третьей предпосылкой для возникновения иллюзий является дефицит информации. В случае с ребёнком дефицит зрительной информации могло обусловить слабое освещение, из-за чего некоторые детали висящего на вешалке пальто не опознались. Если ребёнок обладает подвижным воображением и сюда к тому же примешалось чувство страха (аффект!), то неузнанные детали будут немедленно восполнены представлениями о ворах. По такой же схеме иллюзорные восприятия могут возникать и у людей, когда они замечают в небе незнакомый объект.

Из рассказа очевидца НЛО: «…27 апреля я со своей семьёй возвращался домой. Вдруг мы с женой увидели на небе ярко-белый светящийся предмет, приближающийся к нам с северо-запада. Его скорость была так велика, что прежде, чем моя жена успела произнести: „Это летающая тарелка”, он уже снизился до минимальной высоты… Вскоре на нём уже можно было различить освещённые окна… И тут я понял, что мне необходимы другие свидетели этого события… Я позвонил в полицию и попросил поднять тревогу на аэродромах, расположенных в этом направлении; мою просьбу приняли к сведению. Сев в машину, я попытался двигаться вслед за загадочным предметом… Я подумал, что об этом происшествии можно написать интересную газетную статью. Я снова связался с полицией и справился, было ли сообщено о случившемся в соответствующие инстанции? Мне ответили, что пока ещё размышляют… На это я сказал, что сам позвоню на аэродром Селфридж, что и сделал. Мне, как видите, выпала незавидная роль человека, от которого хотят отделаться…»