Наталия Сухинина - Полёт одуванчиков

— Да, детей много едет. Там гостиница уже заказана, а обед тебе я сварила. В холодильнике котлеты, только разогреть.

— В Дивеево, всего на два дня?

— В Дивеево, — обречённо выдохнула Вика.

— Ну-ну…

Больше он ничего не сказал. Сдержался.

Утром, чуть свет, паломники уехали.

Илья славно выспался. Встал под холодный душ, напевая под нос «Марш энтузиастов». Он не хотел признаваться себе, что рад одиночеству. Без детей, конечно, скучно, но ведь иногда и без них побыть не грех. Свобода. Хочу, ем котлеты, хочу, не ем, хочу, смотрю откровенную муру по телевизору, хочу, не смотрю. Хочу, отремонтирую замок в балконной двери, хочу, оставлю всё как есть до лучших времён. Да, скажу я вам, свобода — это вещь.

К вечеру свобода открыла перед Ильёй новые широкие возможности, от которых у него голова пошла кругом. Можно пойти попить пивка в кафе напротив, можно просто поболтаться по лёгкому морозцу, можно пригласить в гости Вадима, давно не сидели. Тут же испугался — только не это, он хочет быть один, женатый человек Илья Коробейников празднует одиночество. Никто ничего ему не запретит. Но всё-таки, что выбрать?

Он выбрал, к своему собственному удивлению, каток. С детьми не получилось, так он — один. Вот уж праздник так праздник. «Илья, ты ходил на каток?» — изумится Вика. Нет, не изумится. Потому что никогда про это не узнает. Женатый человек Илья имеет право на маленькие секреты.

Ещё когда подходил, услышал музыку. Она звала его и манила, ему хотелось затеряться среди людей, кружащих по льду, чиркающих лезвиями коньков изящно, кокетливо, напоказ. Ему захотелось стать частичкой общего веселья, в котором не было лукавства, а была почти детская, наивная простота. Почему я так давно не был на катке? Кто мешал мне? Лень-матушка мешала, больше некому.

Илья любил спорт. Чем только он не занимался — горными лыжами, плаваньем, футболом. Пока не женился. Коньками тоже баловался. Получалось неплохо. И вот сейчас сработала память ног. Он с наслаждением плыл по блестящему льду, будто не было долгого перерыва, будто только вчера приходил сюда. Стало жарко, расстегнул куртку. Борода его покрылась инеем от горячего дыхания, глаза горели.

Вдруг… Он даже не понял, как это произошло. В его объятия влетела девушка. Он широко расставил руки, чтобы удержать её, но она, видать, сильно ударилась. Ойкнула, заплакала.

Надо успокоить её. Девушки не должны на катке плакать.

Вика, Вика, зачем тебе эти эксперименты? Ведь Дивеево — твоя хитрость, да если уж честно, и не твоя. Тебе посоветовали «знающие» люди. А если бы ты раскинула умом, то поняла бы, что самые знающие люди — это вы сами. Но тебе сказали — «со стороны виднее», и ты — поверила.

После замужества у Вики совсем не осталось подруг. Она и раньше не очень стремилась ими обзаводиться, а потом и не до подруг стало, Вика всю себя отдавала семье, детям. Но теперь, когда Илья стал просто невыносим, ей очень захотелось облегчить перед кем-то душу. Батюшка на исповеди говорит ей одно и то же — терпи. Но ведь и конец должен быть этому терпению, так можно дотерпеться, что он и бить её начнёт, если, например, она позволит себе, несмотря на его запреты, вновь надеть свой розовый халат.

Халат Вика больше не надевала. Ей хотелось надеть, назло мужу. Но она ещё не забыла, как он барабанил кулаком в дверь и кричал нечеловеческим голосом: «Не смей надевать свой розовый халат!»

Она стала ходить дома в длинной юбке в серую клеточку и черной блузке. Брюки Вика не носила принципиально, православные женщины брюки не носят.

В прошлое воскресенье она повела детей в церковь. Илья, как всегда, встрял:

— Им поспать хочется, ну какая нужда тебя заставляет над детьми издеваться!

Молчать, молчать. Куда-то шапка Гришина задевалась… На вешалке нет, может, за пуфик завалилась. Она ищет шапку и умоляет себя молчать. И, конечно, не выдерживает:

— Вместо ругани помог бы шапку найти, опаздываем…

Слово за слово, опять ссора. Илья специально её провоцирует. Шапку нашли в Аниных кубиках. На службу опоздали.

В храме хорошая библиотека, там много детских книг. Вика часто берёт детям почитать что-нибудь православное. Библиотекарь Галина Степановна, женщина в годах — очки, седая, волосок к волоску причёска. Про неё говорят всякое. И то, что она в прошлом учёный-химик, даже открытие ей какое-то приписывают, и то, что была замужем за крупным партийным функционером, но ушла от него по идейным соображениям. Говорят, даже квартиру ему оставила, снимает комнату недалеко от храма. Поговаривают и про дочку разное… Вроде она за границей живёт, то ли замуж туда вышла, то ли так уехала.

Галина Степановна на своём месте. Она много читает, всегда может посоветовать, какую выбрать книгу. При храме давно. Все относятся к ней с уважением, подсказать, разрулить тоже может. Большой жизненный опыт, ум, образование.

Вика после службы зашла в библиотеку:

— Мы опять к вам, Галина Степановна. Дайте нам что-нибудь интересненькое почитать. Дети, поздоровайтесь с тётей Галей.

— Милости прошу! — когда Галина Степановна улыбается, она совсем нестрогая, — значит, хотите интересное?

— Хотим, — подтвердила Анечка.

Гриша промолчал.

На Галине Степановне классический английский костюм тёмно-синего цвета. Воротник белой блузки безукоризненно отглажен. Белый шарфик, тоненький такой, почти воздушный.

— Поищу-поищу, я друзьям никогда не отказываю. Может быть… Вот, нашла. Про животных. Как они… Нет, не расскажу, а то читать станет неинтересно.

— А мне что-нибудь о семейной жизни, — робко попросила Вика.

— Викуша, что-то ты всё про семейную жизнь читаешь. У тебя проблемы? Выкладывай.

Вика озабоченно взглянула на Гришу с Аней. Рассказать-то можно, да ведь как при детях…

Галине Степановне не надо ничего объяснять. Она отвела детей в дальний угол библиотеки, дала им карандаши, по листу бумаги.

— Рисуйте храм. Наш храм, правда, он красивый?

Вернулась.

— Выкладывай, что у тебя за печаль?

Галина Степановна поудобнее села напротив Вики. Она расправила плечи, слегка откинулась на спинку стула. Рядом с ней Вика казалась сама себе маленькой, жалкой, непутёвой. Всплакнула. А когда успокоилась, то уже остановиться не могла:

— Стиркой попрекает, готовлю — не ест, это носи, это не носи, что ни слово, то издёвка, а главное — храм. Тут такие гонения! Сил больше никаких нет! — голос Вики дрожал от обиды. — Я с утра до вечера с детьми, по хозяйству. Он работать мне запретил, я квалификацию из-за него потеряла, какой я теперь стоматолог, я уборщица и прачка. Никакой благодарности! Никакой!

Галина Степановна внимательно слушала и важно кивала головой. Так маститый врач слушает очередного пациента, пациент ещё не всё рассказал, а врачу уже ясен диагноз: