Наталия Сухинина - Полёт одуванчиков

Мама умерла через год после смерти отца. Его, пьяного, сбил мотоцикл. Она вроде и не переживала сильно, просто стала тихонько угасать. После маминой смерти не могли найти её фотокарточку на памятник. Оказалось, ни разу в замужестве она не снималась. Взяли с паспорта.

Сначала Вика боялась семейной жизни. Вдруг и ей попадётся муж-пьяница? И повторится невесёлая мамина история: побои, матерщина, слёзы, унижение, нищета. Постепенно страх прошёл. Вика окончила институт, стала стоматологом. Ей мама ещё в юности советовала: «Выучись, Вика, на зубного врача, всегда с копейкой будешь». Она и выучилась. Ребята, однокурсники, серьёзные, алкашей среди них не было, все думали о будущем, подрабатывали. Вика тоже подрабатывала. Сколько помнит себя, всегда на что-нибудь копила. Например, очень хотелось прокатиться на теплоходе по Волге, накопила. Потом стала копить на новый телевизор. Купила. Дали от работы маленькую квартирку, стала копить на мягкую мебель, холодильник… Поехала в отпуск на Кипр, тоже накопила, и там познакомилась с Ильёй.

Она отстала от группы в Лимасоле и — потерялась. В ужасе металась по центральной улице среди сплошных магазинов, искала своих, а нашла — Илью. Он обратил внимание на перепуганную насмерть русскую девушку. Что русская, понял сразу по особому выражению лица.

— Успокойтесь. Я вам помогу.

Привёл её в отель. Пригласил в бар выпить кофе. Борода с лёгкой рыжиной, карие грустные глаза, много знает, недавно закончил факультет журналистики, увлёкся фотографией. Москвич. В командировке.

Встретились в Москве. Вика присматривалась к ухажёру, особенно на предмет выпивки. Ничего опасного. Решила, что ей несказанно повезло.

Началась Викина семейная жизнь. С работы она ушла, так захотел Илья. Она впряглась в замужество с энтузиазмом. Хотелось окружить мужа особой заботой, у неё это получалось, ей это нравилось. Нравилось это и Илье. Он называл жену хозяюшкой и повторял, что друзья ему иззавидовались. Но что-то произошло в их отношениях. То ли просмотрели, то ли допустили, то ли спровоцировали, поди теперь докопайся до корней. Пошли ссоры. Пустые, на ровном месте. Вика считала, что из-за церкви. Илья не может через себя переступить и ходить в храм вместе с Викой. Батюшка советует ей мужа не торопить:

— Потихонечку, полегонечку, наберись терпения и жди.

— Сколько жду, батюшка, а воз и ныне там.

— Ещё жди, бывает, всю жизнь ждать приходится…

Чем больше она ждёт, тем сильнее Илья бранит Вику. Ещё ни разу она не ушла в церковь без скандала. Какая уж тут молитва, когда слёзы от обиды душат. Он вообще стал невыносимым. Вот и сегодня из командировки вернулся, ужинать не захотел, достал бутылку из холодильника, этого ещё не хватало, вдруг пить начнёт, Господи, отведи от беды, мне этого не вынести. К стирке привязался, зачем стираешь, а кто за меня постирает, дети за день так извозюкаются.

Вика закрылась в ванной, включила воду и заревела так горько, как не ревела давно. Растревоженное сердце стучало громко. Стараюсь, угождаю и никакой благодарности. Творог купила, муж из командировки, я ему любимые сырники, а он даже не заметил, что сырники… Сердце слегка заныло. Что это я? Не хватало ещё до сердечного приступа дореветься. Умылась. Холодной водичкой. Надо пойти накапать себе корвалолу.

Муж сидел и что-то рассматривал в фотоаппарате. Прошла к полке, достала флакон. Сейчас он спросит: «Тебе плохо?»

Не спросил. Зато набросился на халат. Столько ношу, молчал, а сегодня — «сними»… Из бутылки отпил прилично. Хотелось поговорить с ним, отца вспомнить, тоже ведь начинал с малого, а потом не просыхал. У нас дети, Илья! Помни об этом, нам же за детей перед Богом отвечать. Какие там разговоры! Побелел от злости, чуть дверь в ванной не вышиб.

Илья заснул. Вика тихонечко прошла на кухню, вымыла за мужем посуду. В бутылке оставалось совсем чуть-чуть, на самом донышке. Она вылила водку в раковину, заварила себе чай, развернула конфетку.

Через минуту Вика крепко спала, положив тяжёлую голову на натруженные за день руки.

Первый мороз всегда в радость. Это потом он станет привычным и надоест, захочется солнышка и тепла. А пока желанным гостем веселится он на долгожданном пиру. Дождался своей поры и теперь хозяйничает в охотку.

Даша морозу рада. Она ещё летом присмотрела на меховой ярмарке славненькую такую шубейку. Лёгкая, тёплая, светло-палевая нутрия, подбитая белой норкой. Ну, её вещь! Сидит ладно, очень Даше идёт. Сегодня она первый день в обновке. Мороз, конечно, а ей хоть бы что, греет шубейка, только щёки слегка покалывает, но это даже приятно.

Позвонила подруга Маринка:

— Что вечером делаешь?

Даша таких вопросов не любит. Потому что вынуждена всегда отвечать одно и то же:

— Да ничего вроде…

— Пошли на каток? Сегодня на «Динамо» открытие сезона.

Каток! Забытое детское удовольствие. Даша часто ходила на каток. Вот уж носилась, вот уж чиркала от души по сверкающему льду. Придёт домой и с порога:

— Мама, скорей, скорей, есть хочу, умираю!

Мама ей кашу — мало, мама ей молока — ещё, мама ей кусок пирога с чаем. Ну вот, вроде перекусила.

Давно она не была на катке. Что тут думать, идём, конечно.

— Только у меня коньков нет…

— И у меня нет, возьмём в прокате.

Договорились: полшестого у метро. Даша в новой шубейке, Маринка ещё не видела. Стоит, нетерпеливо всматривается в толпу. Морозец покалывает лицо, на душе светло. Хорошо Маринка придумала — каток.

Не пришла Маринка. Даша прождала полчаса, стала звонить — телефон недоступен. Расстроилась, так всё хорошо началось, такое настроение было замечательное. А почему, собственно, было? Кто может отменить ей каток? Она что, куда-то торопится? Нет. Вот и нечего киснуть. Пойду одна, одной даже лучше.

Стремительной походкой Даша направилась в сторону разноцветных мигающих лампочек. Музыка, раскрасневшиеся лица, весёлая суета.

Давно не каталась… Может, разучилась. Даша надела коньки и осторожно оттолкнулась от скамейки. Она ощутила в теле забытую лёгкость и обрадовалась ей как старой знакомой. Ничего не разучилась!

Медленно, даже лениво Даша прошла круг. Здорово! Как же здорово, что она пришла сюда без Маринки. Даша разогналась посильнее и понеслась под весёлую музыку вперёд, нарезая и нарезая новые круги на сверкающем ледяном «паркете». Звучал вальс. Красивый, очень знакомый, Даша никак не могла вспомнить, какой. Она носилась по катку с азартом десятилетней девочки, сбежавшей с уроков. Думалось легко, мысли с морозца — сплошь о хорошем. Неправильно я живу: работа, дом, работа. В Москве столько всего: выставки, театры, бассейн, каток. А я всё жду чего-то, всё к чему-то готовлюсь. Надо с этим кончать. Она где-то читала, что одиночество даётся людям как подарок. Тогда она с этим не согласилась. Какой ещё подарок — быть одной? Люди боятся одиночества, от одиночества даже случаются болезни. Но сегодня, сейчас, летая по льду под звуки знакомого вальса, Даша легко нашла опровержение своим мыслям об одиночестве. Нет-нет, она неправильно всё понимала. Когда одиночество — приговор, когда человек вынужден, когда он знает, что ему уже никогда из одиночества не выйти, тогда, конечно, трагедия. Но когда это просто этап в жизни, когда одиночество временно, когда впереди, как в конце тоннеля, есть выход, есть избавление, тогда да, подарок. Время осмысления жизни. Чтобы многое понять, надо побыть одному. Об этом столько написано светлыми умами. Вот и у меня этап. Ну двадцать пять. Так у всех по-разному. Милка Синицына в тридцать замуж вышла, уже двоих родила, ещё не вечер… Носись на коньках, ходи по выставкам, посещай фитнес-клубы, бери от одиночества всё, что оно может тебе дать, радуйся ему, в конце концов, благодари его.