Ганс - Сексуальная жизнь в Древней Греции

А сочинив всю так называемую «Покаянную песнь», он сразу же прозрел». В «Покаянной песне», так называемом «палиноде», он написал, что то была вовсе не Елена, а образ, созданный Зевсом, и он-то и поплыл за Парисом, вызвав тем самым Троянскую войну, а настоящая Елена была перенесена в Египет. Понятно, что ослепление поэта не могло быть вызвано гневом героини поэмы, а «палинод» не мог служить его исцелению. Если же нельзя допустить, что поэт вынужден был объяснять проблемы со своим зрением вмешательством героини его поэмы, тогда следует признать давление общественного мнения, которое заставило Стесихора извиниться за оскорбление ее чести, ибо Елена была культовой богиней дорийцев. Если это объяснение верно – а это вполне возможно, – тогда в «палиноде» Стесихора можно усмотреть первый признак уступки женской природе, которая, прогрессируя медленно, но верно, привела к современному феминизму.

Стесихор также в трогательной и живой манере использовал мотив несчастной любви в поэме, рассказывающей о прекрасной Калике, которая покончила с собой, будучи покинутой ее возлюбленным Евафлом. Афиней ясно дает понять, что в этой поэме Стесихора эротический мотив играет существенную роль, и даже среди ее отрывков можно обнаружить несколько эротических тем. Он, например, ввел в поэзию образ пастуха Дафниса, позже ставший столь популярным; его любила нимфа, которая обрела печальный конец из-за его неверности. Стесихор также воспел жестокую судьбу Радины, которая, хотя и была замужем за правителем Коринфа, отказалась оставить своего возлюбленного Леонтиха.

Эротические мотивы также часто встречаются в поэмах Симонида (556–468 гг. до н. э.) и его племянника Бакхилида, и это естественно, поскольку у них большую роль играют сюжеты мифологии, которые насквозь пропитаны эротикой, что мы уже имели случай наблюдать. Однако эти мотивы настолько тесно переплетены с содержанием их поэм, что для их анализа нам пришлось бы разбирать все поэмы целиком. То же можно сказать о стихах Пиндара (около 518–442 гг. до н. э.), которые дошли до наших дней. Он наиболее значительный и величественный из всех греческих лирических поэтов, и нам посчастливилось иметь в своем распоряжении не менее сорока четырех его «Песен». Это песни самого разного диапазона, которые сложены для прославления победителей на четырех народных фестивалях, они исполнялись хором, отчасти непосредственно в застольях в честь победителей, но в основном по возвращении победителя в родной город. Основное содержание обычно составлял мастерски изложенный Пиндаром миф, который имел какое-то отношение к семье победителя. Достаточно большое количество эротических сцен можно было бы привести из этих мифов, если бы не ограниченный объем этой книги.

Прозаические произведения классического периода также предлагают для тех, кто интересуется этой тематикой, обширный материал.

Ферекид из Сироса, которого греки считали древнейшим прозаическим автором, уже сочинял эротические истории, как показывают фрагменты, найденные четверть века назад на египетских папирусах, где описана «божественная свадьба» Зевса. В истории Геродота также можно встретить некоторые эротические сюжеты, например инцест Микерина и его дочери, или рассказ о жене Интаферна, или замечательную историю Гиппоклида (уже упоминавшуюся, с. 136), который «проплясал свою свадьбу», и несколько других, которым я посвятил отдельное эссе. Самый древний пример любовной истории у греков, изложенный в подробностях и как вид литературы, – это трогательная история Сриангея, царя медов, и царицы саков, написанная врачом и историком Ктесием, который семнадцать лет прожил в Персии при дворе персидского царя. Тимей поведал о любовных приключениях Дафниса. Он также первым упомянул о несчастной любви Дидоны к Энею. Филарх ввел сюжет о прекрасной, но стыдливой Дафне, которую полюбил Аполлон и которая, чтобы спастись от его домогательств, превратилась в лавровое дерево. Он также поведал о Димоэте, который нашел на берегу тело очень красивой женщины, выброшенное волнами на берег, и долго занимался с ней любовью. Когда это стало уже невозможно, он предал тело земле и покончил с собой.

Любовные истории можно встретить повсюду в собрании местных традиций, особенно в Ионии в городах Малой Азии. Содержание местных историй из пышного Милета было настолько богато эротикой, что Аристид, этот греческий Боккаччо, который жил в начале I в. до н. э., назвал эти собрания эротических историй «Милетскими баснями». Об огромной популярности этих произведений среди любителей сладострастной музы свидетельствует тот факт, что они были переведены на латинский язык Корнелием Сиссеной, а также замечание Плутарха, будто множество таких книжек обнаружили в багаже одного из полководцев Красса во время Парфянской войны (53 г. до н. э.). Эти истории до нас не дошли, однако мы можем составить о них представление по подобного рода сюжетам из романа Апулея «Золотой осел». Уже нами упоминавшаяся история о купании невесты в Скамандре вполне могла быть из сборника «Милетских басен».

Если можно назвать знаменитую историю об эфесской матроне милетской басней, тогда эти вечно повторяющиеся сюжеты должны подтвердить, что никакая женщина не может оставаться скромной, воспламенившись в ответ на ухаживания любовника. Петроний следующим образом излагает эту историю (Петроний, iii): «В Эфесе жила некая матрона, отличавшаяся столь великой скромностью, что даже из соседних стран женщины приезжали посмотреть на нее. Когда же умер ее муж, она, не удовольствовавшись общепринятым обычаем провожать покойника с распущенными волосами или бия себя на виду у всех в обнаженную грудь, последовала за умершим мужем даже в могилу и, когда тело, по греческому обычаю, положили в подземелье, осталась охранять его там, в слезах проводя дни и ночи. Пребывая в столь сильном горе, она решила уморить себя голодом, и ни родные, ни близкие не в состоянии были отклонить ее от этого решения. Напоследок даже городские власти удалились, ничего не добившись. Все плакали, глядя на этот неповторимый пример супружеской верности, на эту женщину, уже пятые сутки проводившую без пищи. Печально сидела с ней ее верная служанка. Заливаясь слезами, она делила горе своей госпожи и по временам заправляла светильник, поставленный на могильную плиту, как только замечала, что он начинает гаснуть. В городе только и разговоров было что про вдову. Люди всех знаний сходились в том, что впервые пришлось им увидеть блестящий пример истинной любви и верности.

Между тем как раз в это время правитель той области приказал неподалеку от подземелья, в котором вдова плакала над свежим трупом, распять нескольких разбойников, а чтобы кто-нибудь не похитил разбойничьих тел, желая предать их погребению, возле крестов поставили на стражу солдата. С наступлением ночи солдат заметил среди надгробных памятников довольно яркий свет, услышал стоны несчастной вдовы и по любопытству, свойственному всему роду человеческому, захотел узнать, что там делается. Немедленно спустился он в склеп и, увидев там женщину замечательной красоты, сначала оцепенел от испуга, словно перед призраком или загробною тенью. Затем, увидев, наконец, лежащее перед ним мертвое тело и заметив слезы и лицо, исцарапанное ногтями, он, конечно, понял, что это только женщина, которая после смерти мужа не может прийти в себя от горя. Тогда он принес в склеп свой скромный обед и принялся убеждать плачущую, чтобы она перестала понапрасну убиваться и не терзала груди своей бесполезными рыданиями: всех, мол, ожидает один конец, всем уготовано одно и то же жилище. Говорил он и многое другое, чем обыкновенно стараются утешить людей, чья душа изъязвлена горем. Но она от этих утешений стала еще сильнее царапать свою грудь и, вырывая из головы волосы, принялась осыпать ими покойника. Солдата это, однако, не обескуражило, и он не менее настойчиво стал уговаривать бедную вдовушку немножко поесть. Наконец служанка, соблазнившись винным запахом, почувствовала, что не в силах больше противиться учтивому приглашению солдата, и сама первая протянула руку, побежденная. А потом, подкрепив пищей и вином свои силы, она тоже начала бороться с упорством своей госпожи.