Ганс - Сексуальная жизнь в Древней Греции

Одним из самых выдающихся эротических поэтов из «Антологии» был Филодем Гадарский, известный эпикуреец времени Цицерона, который описывает его как человека хорошо образованного, дружелюбного и ученого. Из его обширного творчества нас здесь будет интересовать сборник эпиграмм, который он издал и посвятил Пизону и в котором он в поэтической манере изобразил себя, описав свою склонность к любви и возлияниям. Если верить Цицерону, он писал «очень изящные стихи, описывая всякого рода пристрастия, все вообразимые непристойности, буйства, пьяные пирушки и, наконец, свои любовные похождения, так что в стихах его собственная жизнь отображалась как в зеркале». Цицерон добавляет, что его стихи пользовались огромной популярностью, и в знаменитой сатире Горация на сексуальные излишества мы находим цитату из Филодема, приведенную буквально. Это отрывок, где Гораций утверждает, что не стоит иметь отношений с замужними женщинами, ибо они всегда находят повод отказать. То она говорит «Не теперь, после», или снова «Да, если больше заплатишь», или «Подожди, пока уедет муж». Это, может, годится для евнуха, у которого масса времени; он согласен с Филодемом и предпочитает тех женщин, которые не создают трудностей и легкодоступны.

С точки зрения истории греческой цивилизации очень жаль, что эти эпиграммы Филодема не сохранились полностью. Тем не менее в «Палатинской антологии» мы найдем по крайней мере двадцать четыре сохранившиеся эпиграммы из собрания Филиппа, которому нельзя отказать в остроумии, грациозности и изяществе, в соединении со сладострастием. Ему следовало удалить светильник от постели и замочной скважины; одна постель знает, какие восторги предлагает Венера в сладостной тайне. Гетере Харито уже шестьдесят лет, однако завитки ее темных локонов все еще прекрасны, мраморные полушария ее грудей все еще обходятся без подпорок, бесчисленные удовольствия все еще дарит ее упругое тело – короче, тот, кто хочет сладострастной любви, может найти здесь все то, чего он жаждет. Стихи, описывающие торг молодого человека с одной из девиц, которая всегда готова отдаться за деньги, – очаровательны, поскольку рисуют очень живую картину. Это игра в вопросы и ответы:

«Добрый вечер, сударыня. И вам добрый вечер, сударь. Как вас зовут? А вас как, хотела бы я знать. Вы довольно любопытны, сударыня. Вы – тоже. Вы помолвлены. С кем только захочу. Тогда скажите: сколько? Заранее не назначаю цену, завтра заплатите, сколько захотите. Справедливо, моя прелесть; куда пойдем? Куда пожелаете. Сразу? Ну вы и штучка. Я скажу, где живу, и вы проводите меня до дома».

Вместе с незатейливыми шутками – вроде той, что имя Филодем заключает в себя способность любить многих девушек по имени Демо, – мы встречаем такие эффектные и живые зарисовки, какие заключены в словах обманутой возлюбленной: «В полночь я покинула ложе своего мужа и тайно пришла к тебе, вымокнув до нитки. Вот почему мы сидим, бездействуя, а не спим, измотанные страстью, как положено любовникам».

В другой раз в изящных выражениях он призывает Селену, богиню луны, пролить ее ровный свет во время любовных утех; ведь она некогда была влюблена в Эндимиона и поэтому знает, что такое любовь. Нежная девушка, почти ребенок, имеет представление о жестоком пламени, которым она вскоре будет объята; Эрот уже точит свои стрелы о точильный камень.

Милые капризы и прихоти его возлюбленной дают ему повод посетовать: «Ты вздыхаешь, говоришь ласковые слова, с любопытством озираешься, ревнуешь, часто ко мне притрагиваешься, часто меня целуешь. Ты ведешь себя как влюбленная; но только я скажу «отправимся в постель», и ты кокетничаешь, и ничего в тебе нет от влюбленной».

Следующая эпиграмма вполне может быть названа «Промахнулся!»: «Постой, прелестница. Как звучит твое прекрасное имя? Где я могу тебя увидеть? Я дам тебе все, что пожелаешь. Ты даже не отвечаешь. Где ты живешь? Я пошлю кого-нибудь за тобой. Ты с кем-то помолвлена? Прощай, надменная. Ты даже не скажешь мне «прощай»? Я вновь и вновь буду у твоих ног, я знаю, как склонить даже не такую суровую женщину. А теперь прощайте, сударыня».

По мере того как поэт становится старше, его язык теряет прежнюю остроту, он размышляет о юности и сладостных любовных играх, которые сменились теперь мудростью и благоразумием, утешаясь той истиной, что всему свое время.

Из чистой лирики этого периода почти ничего не сохранилось. Александр Этол, родившийся в Этолии накануне III в. до н. э., в своей элегии, озаглавленной «Аполлон», вывел бога-пророка, рассказывающего истории о несчастной любви. У Парфения сохранился ее образчик – история о любовной страсти жены Фобия к прекрасному Анфею, которого она тщетно пыталась соблазнить, а затем в отместку бросила в глубокий колодец.

На юге Италии, особенно в разгульном Таренте, где, как писал Платон, во время Дионисий весь город предавался пьянству, развился особый род фарса – хиларо-трагедия, или так называемый флиак, грубый народный фарс такого рода распространился по всей Греции. Эти фарсовые произведения были введены в литературу Ринтоном из Тарента, которому приписывают авторство тридцати восьми таких фарсов, большинство из которых были пародиями на пьесы Еврипида. От них не осталось ничего, что заслуживало бы внимания, однако из сюжетов вазовой живописи с изображением флиакских сцен или из трагикомедии Плавта «Амфитрион» можно составить представление о грубом и местами непристойном характере этих народных представлений. В соответствии с Афинеем, флиаком был не кто иной, как тот, кто носил изображение фаллоса. По мнению Аристоксена, знаменитого музыканта и биографа, существовало два вида таких народных фарсов – «хилародии», или «симодии» и «магодии», или «лисиодии» (названия происходят от имен их сочинителей – Сима и Лисида; название «магодии» могло означать их магическое воздействие на зрителей). Представления сопровождались музыкой и танцами, с той разницей, что в первом случае актеры исполняли мужские и женские роли в сопровождении струнных инструментов, а во втором – аккомпанемент дополнялся стуком котелков и ударами кимвалов, а женские роли исполнялись в мужских костюмах, при этом непристойные телодвижения играли весьма важную роль.

В соответствии с Семодом, итифаллические актеры носили уже упоминавшиеся тарентинидии – разновидность обтягивающего трико. Такие одежды носили также и так называемые гипоны, то есть плясуны на ходулях.

То, что известно о творчестве кинедов, недалеко ушло от поэзии флиаков по количеству гротескных непристойностей. Мы еще вернемся к названию и содержанию этой упадочной поэзии в главе о гомосексуальной литературе, хотя здесь можно ее упомянуть, поскольку один из ее выдающихся представителей Сотад из Маронейи на Крите использовал эту форму, пытаясь поведать всю правду о великих людях и правителях того времени, в особенности обращая внимание на странности их сексуальных отношений. Например, одно из стихотворений было направлено против Белестихи, любовницы царя Птолемея II (285–247 гг. до н. э.), которой царь, как рассказывает Плутарх, воздвиг храм как Афродите Белестихе. В непристойных стихах Сотад высмеивал женитьбу царя на его сестре Арсиное, откуда и произошло его имя Филадельф. Царь был глубоко оскорблен и долгое время держал поэта в темнице, откуда тот сумел, наконец, бежать, но его свобода длилась недолго, его поймал в море один из морских стражей царя и приказал бросить в море в свинцовом жилете.