Мария Элькина - Архитектура. Как ее понимать. Эволюция зданий от неолита до наших дней

Благодаря обитаемости каждого из этажей строительство башен в Нью-Йорке и Чикаго на рубеже XIX и XX веков превратилось из затратной причуды в прагматический выбор, оно позволяло получать из каждого участка дорогой земли максимальное количество квадратных метров, пригодных для аренды или продажи.

С самого начала небоскребы мыслились как «город в городе», где для огромного количества людей работали привычные заведения, от кафе до парикмахерских. По мере того как количество этажей увеличивалось, менялись и представления о том, что делает большое здание полноценным. Сейчас недостаточно просто иметь в нем набор стандартных сервисов. Если мы говорим «как в городе», то подразумеваем, что на каком-нибудь сороковом этаже вы можете выйти на улицу поболтать с соседями. Вертикальные структуры постепенно и не без труда идут к тому, чтобы обрести такую же сложность, как и горизонтальные.

Олимпийский стадион в Мюнхене, 2017, Сепия, белила, бумага

Стадион в Мюнхене издалека выглядит так, как будто на трибуны кто-то небрежно набросил легкую ткань. Кажется, ветер вот-вот сдует ее.

Авторы проекта – Фрай Отто и Гюнтер Бениш. Фрай Отто родился в 1925 году и открыл собственную практику в 1952-м. Архитектура не только гитлеровской Германии, но и других стран в 1930-е годы стремилась к монументальности, видимой связи с традицией, тяжеловесности. Альберт Шпеер, строитель главных сооружений Третьего рейха, представлял себе, что они просуществуют много столетий и со временем превратятся во впечатляющие руины. Война в некотором роде оказалась способом разрешения конфликта между консерватизмом и инновациями в пользу последних. Начиная с 1950-х годов лучшие архитекторы, и Фрай Отто в их числе, посвятили себя изобретению конструкций будущего – легких, быстровозводимых и не слишком долговечных.

Стадион в Мюнхене вторит естественному силуэту Альп и одновременно похож на тряпичный тент случайной формы. Фрай Отто исследовал устройство природных структур. Он перекрыл стадион тончайшей, укрепленной кабелями мембраной, держащейся на вантах – кабелях, закрепленных на высоких столбах и поддерживающих конструкцию сверху. Ощущение небрежности, произвольности формы стадиона – иллюзия, она стала результатом сложных и точных расчетов.

В 1967 году Фрай Отто использовал мембрану в павильоне на Экспо в Монреале. На ней же другой великий экспериментатор XX века, Ричард Бакминстер Фуллер, продемонстрировал свой знаменитый геодезический купол . Фрай Отто утверждал, что современная инженерия позволяет сделать перекрытие для помещения площадью 20 километров. Фуллер пошел еще дальше в предположениях и обещал накрыть геодезическим куполом весь Манхэттен.

Бора-Бора, 2013. Акварель, альбом

Цивилизация, захваченная идеей технологического прогресса, обречена на своего рода амнезию. Обнаружение новых возможностей позволяет забывать старые – с тем чтобы и их рано или поздно «вспомнить» как откровение.

В 1950-е годы японские архитекторы- метаболисты придумывали невероятные города будущего, которые строились бы в воздухе или над водой. Так они представляли себе решение проблемы малости территории собственной страны и необходимости беречь окружающую среду. Их фантазии казались революционными и, конечно, невероятно сложными для реализации.

Однако сама по себе идея, что жить можно не только на поверхности земли, довольно старая, даже древняя, и возникла естественно. Когда будущие венецианцы обживали свои острова, они вынуждены были вбить в них около миллиона ольховых и дубовых свай, чтобы каналы стали у́же, а фрагменты суши – пригодными для застройки. Примерно 7000 лет назад шумеры в Междуречье строили на сваях целые деревушки из тростника.

У любой смелой футуристической идеи, пожалуй, найдется давний предок. Человечество мечтает о мобильных домах, но у индейцев тысячи лет назад хижины, типи, были переносными и сборными.

Дома на острове Бора-Бора – бунгало отелей для жаждущих аутентичности туристов – вероятно, похожи на то, что делали наши предки во времена неолита. На деревянные сваи ставится платформа, на нее – дом или несколько домов. Такая простая вроде бы конструкция позволяет обезопасить жилье от наводнения.

На фоне отелей с видом на подводный мир из окон свая кажется слишком простой, но обыкновенность – только доказательство универсальности.

Русский и советский архитектор Иван Фомин, говорят, мог по нескольким деталям определить почерк архитектора. Каждый город почтенного возраста населяют старожилы, помнящие наверняка, в каком переулке на каком здании вы обнаружите фигуру льва, совы, ангелочка или, наоборот, какой-нибудь колоритной нечисти. Не счесть тех, кто, глядя на арочный проем в стене, с многозначительным или высокомерно-небрежным видом произнесет словосочетание венецианское окно .

Стать настоящим знатоком архитектурных деталей – задача в равной степени притягательная и невыполнимая. По меньшей мере нужно прекрасно знать религиозные тексты и мифы народов мира, внимательнейшим образом проштудировать архитектурные учебники и трактаты разных времен, выучить наизусть словарь терминов – и все это только для начала. Другое дело, что быть знатоком необязательно, чтобы понимать. Отчасти можно полагаться на интуицию: даже не представляя смысла причудливых плетений во дворцах Альгамбры, мы, не задумываясь, назовем узор восточным, хоть и не сможем объяснить своего суждения. Много сотен лет назад архитектурный декор часто содержал важный смысл и его можно было читать как книгу, сегодня он воспринимается гораздо более отвлеченно.

Украшения зданий, сколь бы замысловатыми они ни представлялись, сколько бы в них ни было вложено размышлений и изысканий, какие бы ни несли они послания, все равно существуют прежде всего чтобы сделать образ здания интересным. Жизнеподобные рельефные изображения или нечитаемая резьба создают визуальный ритм, удерживающий внимание.

Можно с полной уверенностью говорить о том, что ни форма, ни конструкция еще не архитектура. Странно, но утверждать то же самое про орнамент наверняка нельзя. Ведь, в конце концов, здание нам представляется в первую очередь таким, каким мы его видим. Подобное суждение может показаться более поверхностным, чем есть на самом деле. Речь не идет о пышности украшений на фасаде. Вот как американский архитектор Роберт Вентури во второй половине XX века объяснил, почему стена играет ключевую роль: «Поскольку внутреннее отличается от наружного, стена – как переходная точка – становится архитектурным событием. Архитектура случается тогда, когда сталкиваются внутренние и внешние силы, использования и пространства» [13] Venturi R. Complexity and contradiction un architecture. Нью-Йорк: Museum of Modern Art, 1977. С. 86. – Пер. автора. . Чтобы лучше понять, о чем он говорит, достаточно представить себе помещение, отделенное от улицы глухой поверхностью. Такое тоже, конечно, случается, но обычно мы все-таки ожидаем, что здание проявит себя более сложно и менее агрессивно.