Питер Сингер - Освобождение животных [litres]

Изучив историю экспериментов, показавших, что «эффекты, подобные синдрому отмены, могут наблюдаться после разового приема опиатов у некоторых видов», в том числе собак, мышей, обезьян и крыс, Д. М. Грилли и Г. К. Гоуэнс из Кливлендского университета решили проверить гипотезу о том, что отмена морфина вызывает повышенную чувствительность к боли. Крыс обучали «различать уровни шока» в среднем в процессе 6387 тренировок. Во время этих опытов крысы должны были реагировать на удары током. Им вводили морфин, после чего их били током через один, два, три и семь дней. Экспериментаторы отмечали, что чувствительность к току была повышенной в дни, следующие непосредственно за днем приема морфина [114].

А вот еще более дикий пример исследования.

В Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе Рональд Сигел приковал к сараю двух слонов. Слониха использовалась для определения «процедур и дозировок при приеме ЛСД». Ей давали наркотик перорально, а также стреляли в нее дротиками с ЛСД из пистолета. После этого экспериментаторы в течение двух месяцев ежедневно давали обоим слонам дозу наркотика и следили за их поведением. Из-за больших доз галлюциногена слониха падала на бок, дрожа и с трудом дыша, и лежала так около часа. Самец же был агрессивен и нападал на Сигела, который описывал такое повторяющееся агрессивное поведение как «неподобающее» [115].

У последнего эпизода этого мрачного сериала об опытах с наркотиками, по крайней мере, счастливый финал. Исследователи из медицинского колледжа при Корнелльском университете скормили кошкам большие дозы барбитуратов через трубки, хирургическим путем имплантированные в их желудки. Затем они резко прекратили ввод барбитуратов. Вот как они описывали симптомы абстиненции:

Некоторые из них не могли стоять… Животные, у которых наблюдались наиболее серьезные признаки абстиненции, принимали распластанную позу и содрогались в частых конвульсиях. Почти все животные умерли во время конвульсий или сразу после них. Наряду с прочими наиболее яркими признаками абстиненции часто фиксировалось учащенное или затрудненное дыхание. У самых слабых животных отмечалась гипотермия, особенно после постоянных судорог и перед самой смертью [116].

Эти эксперименты начались в 1975 году. Хотя несколькими годами ранее немедицинское потребление барбитуратов представляло серьезную проблему, к тому времени использование барбитуратов было строго ограничено на законодательном уровне и число зависимых от их потребления снизилось и продолжает снижаться по сей день. Тем не менее эксперименты на кошках в Корнелльском университете продолжались в течение 14 лет. Но в 1987 году пенсильванская группа борцов за права животных «Виды без границ» ( Trans-Species Unlimited ) собрала всю информацию об этих опытах, которую удалось найти, и начала кампанию за их отмену. На протяжении четырех месяцев неравнодушные люди пикетировали лабораторию, в которой проводились исследования на кошках, и писали письма в прессу, финансирующим организациям, университету и законодателям. Не в силах больше защищать эксперименты, в конце 1988 года представители Корнелльского университета и руководительница исследований Митико Окамото написали в финансирующую организацию (Национальный институт по проблемам злоупотребления наркотиками), что отказываются от нового гранта в размере 530 тысяч долларов, который позволил бы оплатить еще три года экспериментов [117].

Как вообще такое происходит? Как люди без садистских наклонностей целыми днями вводят обезьян в неизлечимую депрессию, зажаривают заживо собак или делают котов наркоманами? Как они после этого снимают белые халаты, моют руки и идут домой ужинать с семьей? Почему налогоплательщики позволяют тратить свои деньги на эти эксперименты? Почему студенты, постоянно протестующие против несправедливости, дискриминации и всех видов угнетения, где бы они ни случались, игнорируют жестокость, которая существовала и существует в их кампусах?

Ответ на эти вопросы заключается в безусловном принятии видизма. Мы терпимы к злу, причиняемому представителям других видов, в то время как те же действия по отношению к людям привели бы нас в ярость. Видизм позволяет исследователям считать животных, с которыми они экспериментируют, своего рода оборудованием, лабораторными инструментами, а не живыми существами, способными страдать. Даже в заявках на государственные гранты животные включаются в расходные материалы наряду с пробирками и записывающим оборудованием.

Помимо видизма, который свойственен экспериментаторам в той же степени, что и другим людям, существует ряд факторов, делающих возможными описанные исследования. Прежде всего, это огромное уважение, которое люди по-прежнему испытывают к науке. Хотя появление ядерного оружия и загрязнение окружающей среды заставили нас осознать, что наука и технологии не всегда так благотворно влияют на нашу жизнь, как это может показаться на первый взгляд, большинство людей по-прежнему с благоговением взирают на любого человека с ученой степенью и в белом халате. В известной серии экспериментов Стэнли Милгрэм, психолог из Гарварда, показал, что обычные люди легко подчиняются указаниям исследователя в белом халате и нажимают на кнопку, нанося (как они считают) человеку удары током в качестве «наказания» за неправильные ответы на вопросы, и продолжают делать это, даже когда жертва кричит и изображает сильную боль [118]. Если такое возможно, даже когда участники эксперимента верят, что причиняют боль человеку, то насколько проще студентам отринуть первые сомнения, когда профессор требует от них провести опыт на животных! «Индоктринация» студентов, по меткому выражению Элис Хейм, – это поэтапный процесс, который начинается со вскрытия лягушек на школьных уроках биологии. Когда будущие студенты – медики, психологи или ветеринары – поступают в университет и узнают, что для успешного окончания факультета, на который они пришли по зову сердца, они должны ставить опыты на живых животных, им трудно отказаться, особенно с учетом того, что они понимают рутинность такой практики. Студенты, которые не хотят принимать участия в таких опытах, испытывают сложности с аттестацией, и им часто приходится бросать обучение в избранной области.

Давление, заставляющее подчиняться установленным правилам, не ослабевает и после выпуска. Если профессиональная деятельность выпускников предполагает эксперименты на животных, их побуждают разрабатывать собственные опыты и записывать результаты для получения ученой степени. Разумеется, впоследствии они станут профессорами и сами будут обучать тому же своих студентов.