Карен Хорни - Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию

Любой шаг навстречу людям или к жизни в целом по факту подверг бы риску его требования и все плоды его мстительности. Пока все это ему субъективно необходимо, он будет защищать это во время психоанализа. Малая толика этих защит открытая и непосредственная. Когда это так, пациент может откровенно заявить, что не намерен отказываться от своей мстительности. «Этого вам у меня не отнять; зря стараетесь сделать из меня ханжу; это меня возбуждает, я чувствую себя живым; это придает мне сил» и т. п. Но большая часть защит замаскирована тонкостями и околичностями. Поэтому величайшую клиническую важность для аналитика имеет знание всех возможных форм защиты, потому что они могут не только задержать психоаналитический процесс, но и полностью разрушить его.

Это может произойти в основном двумя путями. Неуправляемые защиты пациента могут сильно влиять на психоаналитические отношения. Победа над психоаналитиком тогда кажется ему важнее прогресса в лечении. И (что не так хорошо известно) защиты могут определять, в освещении каких проблем пациент будет заинтересован. В крайнем случае, он заинтересован во всем, что может в конечном итоге способствовать большему и лучшему отмщению – отмщению, которое одновременно было бы действенным, обошлось бы без последствий для него и было бы совершено с полным самообладанием и гармонией в душе. Этот процесс отбора порожден не сознательными рассуждениями, а интуитивными ощущениями направления, которые указывают путь с безошибочной точностью. Он, например, горит желанием победить свою склонность к уступчивости или избавиться от чувства, что у него нет прав. Он заинтересован избавиться от ненависти к себе, потому что она ослабляет его в сражении против всего света. С другой стороны, он не заинтересован в снижении своих высокомерных требований или чувства использованности со стороны других. Он может держаться за свою экстернализацию с упорством, иногда не лишенным очарования. На самом деле он может совершенно не желать анализировать свои отношения с другими, подчеркивая тот факт, что все, чего он хочет, – так это чтобы его уважали и не беспокоили. Не удивительно, что психоаналитик может прийти в замешательство, пока не получится понять странную логику процесса отбора.

Где берут начало источники подобной мстительности и откуда у нее такая сила? Как и всякое невротическое развитие, она тоже начинается в детстве, в котором было слишком много скверных событий и мало, а то и не было вовсе никаких спасительных обстоятельств. Неприкрытая жестокость, унижения, высмеивание, пренебрежение, вопиющее лицемерие – все это обрушилось на чувствительного ребенка. Люди, проведшие годы в концлагерях, рассказывают, что они смогли выжить, только задушив свою мягкость и забыв о сострадании к себе и к другим. Мне кажется, что ребенок в описанных мной условиях тоже проходит через процесс ожесточения ради выживания. Он может трогательно и безуспешно пытаться завоевать сочувствие, интерес или привязанность, но в конце концов отказывается от потребности в нежности. Он постепенно «решает», что искренняя любовь не только недостижима, но и вовсе не существует. Кончается тем, что он больше не желает ее и скорее боится. Однако этот шаг влечет тяжелые последствия, поскольку потребность в привязанности, в человеческом тепле и близости – мощный стимул для развития качеств, ради которых нас ценят другие люди. Чувство, что тебя любят, и даже более, что тебя можно любить, вероятно, одна из величайших ценностей в жизни. И напротив, как мы обсудим в последующих главах, чувство, что тебя нельзя полюбить, может порождать глубокие страдания. У мстительного человека есть вполне простой и радикальный способ разделаться с этим страданием: достаточно убедить себя, что его нельзя любить и не нужно теперь из-за этого волноваться. Поэтому он больше не стремится понравиться, но отпускает на волю, по крайней мере в мыслях, поток горькой обиды.

Здесь лежат причины того, что мы позже увидим в полностью развившейся личности: выражения мстительности могут сдерживаться из соображений осторожности или выгоды, им не противостоят чувства жалости, нежности или благодарности. Чтобы понять, почему процесс разрушения позитивных чувств продолжается и после, когда человеку уже захотелось дружбы или любви, мы должны рассмотреть его второе средство выживания – его воображение и представления о будущем. Он бесконечно лучше «их» и всегда будет лучше. Он станет великим, и пусть им будет стыдно. Он им покажет, как они его не ценили и подло вредили ему. Он станет героем (в случае Жюльена Сореля – Наполеоном), Немезидой, вождем, ученым и покроет себя бессмертной славой. Подогреваемые понятной потребностью в мести, реванше, триумфе – это не праздные фантазии. Они определяют ход его жизни. Волоча себя от победы к победе в малом и большом, он живет ради «судного дня».

Потребность в торжестве и потребность отрицать добрые чувства, обе берущие начало из несчастливого детства, таким образом, тесно связаны друг с другом. И связь их сохраняется, потому что они усиливают друг друга. Ожесточение чувств, первоначально необходимое для выживания, способствует прямому росту влечения к триумфальной власти над жизнью. Но в конечном счете это влечение, сопровождаемое ненасытной гордостью, оборачивается чудовищем, более и более поглощающим все чувства. Любовь, сострадание, заботливость – все эти человеческие сердечные чувства воспринимаются как препятствия на пути к грешной славе. Он должен оставаться равнодушным и отстраненным.

В персонаже Саймона Фенимора [55] Моэм С. «Рождественские праздники». 1939. Сомерсет Моэм показал такое крушение человеческих стремлений как сознательный процесс. Саймон принуждает себя отвергнуть и растоптать любовь, дружбу и все, что может добавить радости жизни, ради того, чтобы возглавить «правосудие» в тоталитарном государстве. Пусть в нем или в других бьется что-то человеческое, это не должно трогать его. Он жертвует своим реальным Я ради мстительного торжества. Он бросает точный взгляд художника на то, что происходит, постепенно и бессознательно, в высокомерно-мстительном типе человека. Признание любой человеческой потребности становится равносильным презренной слабости. Когда после большой психоаналитической работы пробиваются первые ростки чувств, они вызывают у него страх и отвращение. Он боится, что «размяк», и либо усиливает свою угрюмую садистическую установку, либо демонстрирует острые суицидальные импульсы.

До сих пор мы в основном следили за развитием его человеческих отношений. И в целом мы можем объяснить большую часть его мстительности и холодности. Но у нас все еще остаются открытыми многие вопросы: о субъективной ценности и интенсивности его мстительности, о беспощадности его требований и т. п. Для более глубокого понимания имеет смысл сфокусироваться на внутрипсихических факторах и рассмотреть их влияние на факторы межличностные.