Джарон Ланир - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

«Разумеется, протекала!»

Мы начали со среднего купола, потому что по деньгам могли себе позволить только его. Переселялись в него из палаток со странным чувством, будто повторяли всю историю человечества.

Теплоизоляцию внутри купола обеспечивали блестящие серебристые панели, растянутые между опорами и закрепленные на них скобами. Сначала мы думали закрыть их гипсокартоном, но покрывать им стены было слишком дорого и трудозатратно. Так что купол изнутри был мешковатым и серебристо-сияющим, как космическая станция. Идеально.

Пятое определение VR: зеркальное отражение человеческих органов чувств и движения или, если угодно, инверсия человека.

Еще через год появилась возможность докупить материалы на постройку остального дома. Помню, как мы заливали цементом основание для большого купола, отчаянно пытаясь выгнать оттуда всех маленьких весенних пустынных лягушек, чтобы они не оказались погребены заживо. При установке купола нам приходилось залезать на странную разворачивающуюся конструкцию треугольной формы, и я чувствовал себя пауком, плетущим сеть. Соседи говорили об arañas en el cielo , «пауках в небе».

Мы сделали выступающие полусферические окна, и появилось ощущение фантасмагории.

Жилище получилось очень просторным. Большой купол был так велик, что почти уходил в бесконечность. Рельеф мешковатого серебристого потолка создавал иллюзию твердого небесного свода, как в Большом зале Карлсбадских Пещер [11] Огромная пещера, в которую мечтал попасть каждый ребенок, выросший в Нью-Мексико. Она такая громадная, что ее свод кажется уходящим в небеса. Один мой итальянский друг сказал, что она даже лучше, чем Ватикан. – Прим. авт. .

Мы называли его «куполом» или «Земной станцией Ланье».

И даже говорили «идти в купол» вместо «идти домой».

В куполе было полно интересных вещей, бессистемно расставленных по дому, словно брошенных в блендер. Там был и старый телескоп, которым, возможно, пользовался коммодор Перри, когда открыл западному миру Японию. Его подарили Эллери, когда он написал статью о семье Перри. Я до сих пор его храню. Правда, я немного поломал телескоп, когда лет в двенадцать пытался его установить.

Был и лоскуток, предположительно от подлинного холста Иеронима Босха, а еще замечательные старинные безделушки из Вены. Через десяток лет после войны некий добрый самаритянин наткнулся на вещи моих деда и бабушки, изъятые нацистами, и отправил их моим родителям в Нью-Йорк. Среди этих вещей были изящный будильник, расписной сундучок, большие разноцветные геометрические модели, машины для биологической обратной связи, много-много картин, экспериментальный цветовой орган Эллери и горы книг.

Кухни и ванной комнаты как таковых у нас не было. Вместо этого душ, раковины и ванна встраивались там, где причудливая конструкция, которую я придумал, позволяла подвести водопровод. Поэтому раковина стояла непривычно высоко над полом; чтобы нормально ею пользоваться, нужно было влезать на стремянку. Приватность и соблюдение режима дня оказались в этом доме невозможны.

Я обожал это место и видел сны о нем, когда в нем же и спал.

Спустя годы я понял, что позволить мне делать проект нашего дома было для Эллери вопросом веры. Он мог вмешаться, но думаю, он хотел, чтобы я набивал собственные шишки и учился оценивать риски.

Если это действительно так, то он слегка перестарался. Когда я съехал, Эллери остался жить в этой конструкции и жил там тридцать лет, пока дом не начал разваливаться. Как-то мы вышли на улицу, а первое кольцо большого купола, которое было ближе всего к земле, с грохотом обвалилось. Вся конструкция полусферы просела, не повредив ничего внутри, словно это был домик на пневмоподъемнике из мультиков. К тому времени, как я приехал туда опять – посмотреть, в чем дело, – Эллери уже заменил большой купол, но игла не сохранилась, а вместе с ней исчезли еще несколько моих причудливых конструкций.

Эллери продолжил преподавать и делал это, пока мог, – он нашел свое призвание. После того как он поработал в нескольких государственных школах штата Нью-Мексико и ушел на пенсию, он стал преподавать в начальной школе на базе Уайт Сэндс Миссайл Рендж. В куполе он жил, пока ему не перевалило за восемьдесят, а потом жить одному ему было уже трудно.

Что до меня, то я уехал, но никогда не уезжал насовсем. Для меня, выросшего в таких странных условиях, оказалось проблемой жить в обычном доме. Я долго привыкал к прямоугольным стенам и нормальному распорядку дня. На четвертом десятке лет я потратил много времени, заставляя себя жить как нормальные люди, без хаоса. Тогда я встретился с моей будущей женой, чья мать была сумасшедшей поборницей чистоты. Этим она компенсировала свою любовь к беспорядку. Мы пристроили к своему дому конструкцию, похожую на иглу. Так мы вернулись в купол, более или менее.

Мне едва исполнилось четырнадцать, когда я отправился в летний лагерь для юных химиков при местном университете штата Нью-Мексико. Туда съехались сотни детей со всей страны. Хотя, пожалуй, все же десятки, если учитывать свойства памяти.

Нас много куда возили на автобусах. Я смотрел в перекошенные окна с дешевыми хромовыми ободками и видел песок и кактусы, едва заметно поворачивающиеся вдали, когда мы поднимались на автобусе вверх по горным тропам. Я представлял себя фотоном, чей путь нарушали восходящие потоки пустынного воздуха.

Я привык к этому пейзажу, но меня завораживало то, как лучи беспощадного солнца высвечивали фигуры внутри автобуса. Залитые солнечным светом лица детей становились полупрозрачными и казались тонкими срезами одушевленного агата.

Когда мы тряслись по грунтовкам, выхлопы смешивались с сажей. Мы ездили смотреть на телескопы на вершине горы, похожей на черепаху, в пустыню с белыми песками и на ракетный полигон, названный в честь этих песков. Я был единственным местным, так что в кои-то веки чувствовал, что знаю больше остальных.

Помню, как познакомился с очень симпатичными конопатыми сестричками-близняшками из Колорадо, и они говорили со мной как с нормальным человеком, хотя и были на несколько лет старше. Это было до ужаса странно, но приятно. «Наши родители оба химики!»

Химия воплощала для меня абсолютную красоту и интригу. Оказалось, те элементарные частицы, из которых состоит наша Вселенная, могут образовывать интересные атомы. В результате они создавали невероятные структуры, электронные оболочки. Атомы же могли образовывать молекулы, которые были способны развиваться, и так появились мы.