Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

Итак, подводя итоги награждения Суворова за взятие Измаила и вообще за участие его в кампании 1790 г., можно сказать, что формального повода жаловаться у полководца просто не могло быть: он получил два высочайших пожалования, а кроме того, и дочь его, несмотря на столь юный возраст, стала фрейлиной самой императрицы. Жаловаться было ему не на что. И все-таки он жаловался, он был недоволен.

Весной 1791 г. полководец совершил две крупные ошибки, за которые и поплатился, будучи на три года отлучен от того, что составляло самый смысл его существования, – от боевой военной службы. Однако по порядку. Во-первых, в ложное положение поставил он себя, открыто пожелав взять Наташу из Зимнего дворца. 28 марта, то есть через три дня после награждения за Измаил, он написал Потемкину:

«Вашу Светлость осмеливаюсь утруждать о моей дочери в напоминовании увольнения в Москву к ее тетке К[нягине] Горчаковой года на два. Милостивый Государь, прибегаю под Ваше покровительство о низпослании мне сей Высочайшей милости. Лично не могу я себя представить Вашей Светлости по известной моей болезни…» [1074] ЗООИД. – Т. 8. – С. 229.

По обычаям того времени просить отпустить дочь, взятую фрейлиной к самой императрице, через 25 дней после оказания такой милости – дерзость и неблагодарность. Это чуть ли не публичное обвинение самодержице в том, что ее двор и она сама погрязли в безнравственности. Такого не прощают. Во всяком случае, долго не прощают. Но Суворов с его резко обостренным чувством чести, с его до конца не зажившей душевной раной, нанесенной изменами жены, с его всегда повышенной нервной возбудимостью и мнительностью находился чуть ли не в маниакальном исступлении, ужасаясь, что дочь его может быть так или иначе развращена в атмосфере двора.

Дело дошло до того, что ему стали сниться на эту тему сущие фантасмагории, так он боялся за дочь. Одну из них он 20 июля поведал в письме своему «племяннику» Д. И. Хвостову, женатому на суворовской племяннице княжне Аграфене Ивановне Горчаковой и ставшему через это доверенным лицом военачальника:

«Сонное суеверство. Нечто о том слыхали. Ныне я видел, потерявши, отыскавши Наташу в присутствии Вел[икого] Гет[мана] с 5-ю Мальтицовыми девицами на ряду калмыковатую с горбом, так что разсмеялся.

Конечно, терять, искать и находить во сне дорогого человека, обезображенного горбом, да еще с измененными чертами лица, – фантасмагория, вызванная обостренным чувством тревоги. Но вот то, что отыскивает он дочь в присутствии Великого Гетмана, то есть Потемкина, известного своими распущенными нравами, да еще упоминание баронессы Мальтиц, гофмейстерины двора, руководящей фрейлинами и называемой в общественном мнении великосветской сводней, – это уже не фантасмагория, а огромный страх за невинность горячо любимой Суворочки. Заметим, что вирши резко направлены против того, кто еще недавно был его главным покровителем. Но об этом позже. Страх отдать Наташу под «попечение» Мальтиц толкал его писать достаточно открыто то, что он думает о придворных нравах:

«…видите меня готовым быть Наташу отдать Б[аронессе] Мальтиц без шуму, как казнили в Бастилии, но при возвращении Двора в С[анкт]-П[етер] бу[рг], страшась безнравия, будет Г[рафиня] Н[аталья] В[олодимировн]а [1076] Графиня Н. В. Салтыкова, жена вице-президента Военной коллегии, «друга» Суворова в то время. присмотр над ней, как был, до моего возвращенья, которое скоряе соверши Господь Бог! М[атери] Б[ожией] (Богородицаа) под Покров!» [1077] Русская старина. – СПб., 1872. – Т. VI. – С. 414.

Конечно, это написано Д. И. Хвостову, в чьей верности герой наш уверен, но кто может быть уверен в скромности почтовой бумаги? Уж не подобное ли полное откровенных мыслей и чувств письмо показал поверенный в его делах и очень близкий ему сотрудник П. Г. Корицкий фавориту П. А. Зубову? Об этом упоминает Суворов в письме Д. И. Хвостову от 30 июля 1792 г.:

«Но что делает наша Кор[ицким] разсеянная записка…» [1078] РНБ ОР. Ф. 755. Т. 8. Л. 135. .

Полководец был уверен, что ее содержание стало известно императрице и явилось причиной ее немилости. Может быть, там были язвительные отзывы о Потемкине, а не о ней? Ибо порицание своих и придворных нравов императрица еще менее была бы склонна прощать. Кто знает? Но само сравнение передачи дочери под надзор гофмейстерины с заточением и казнью в Бастилии – это уже очень большая дерзость. Но страх за дочь сильнее осторожности, и в очередном письме к Д. И. Хвостову полководец снова касается опасной темы:

«Наташа в чертогах: Борят[инск]ая, Соф[ья] Степ[анов]на [1079] Княгиня М. В. Барятинская – жена обер-гофмаршала князя Ф. С. Барятинского, одного из убийц Петра III. , хоть не мой язык, не затевают ли они заповедным товаром промышлять [1080] То есть заниматься сводничеством. … Туда… или сюда. Увы, дайте нож, я вон из России. Подозревайте всех от вечера до утра, день в вашей власти, чей присмотр? К[атерина] И[вановна] Нелидова] Мальтицева с нимфами. Никому не верьте, ни Горациям, ни Меркуриям, Мальтицовым Жан-Жакам; прочие адския просвещения. Бдите на симптомы» [1081] РНБ ОР. Ф. 755. Т. 12. Л. 14 об. .

Тут уже он переходит все границы разумного: с чужих слов подозревает в сводничестве и княгиню М. В. Барятинскую.

Он добился своего летом 1791 г., когда двор переехал в Царское Село, но дело получило такую огласку, что благорасположенный к Суворову подполковник Ф. В. Остен-Сакен, тот самый, которому он поручит выписать себе газеты и журналы на следующий 1792 г., пришлет ему вполне благоразумное письмо 11 августа:

«Ваше Сиятельство! Графиня живет с ея кузиной, что возможно, пока двора нет здесь [1082] То есть в Санкт-Петербурге. , но коль скоро он вернется, нет никакой причины ея удерживать. Вы знаете, какими красками росписывали враги Ваши поступки, когда Вы требовали ея возвращения. Самолюбие вещь щекотливая [1083] Это вполне может быть намек на императрицу. , и Вы умеете щадить даже частных лиц; впрочем, уже нет здесь того человека, который мог бы бросить на Вас тень [1084] Это указание на Потемкина, покинувшего столицу и отбывшего в армию. ; поэтому мой совет был бы: действуйте с большою деликатностью [1085] Следовательно, требование удалить Наташу от двора хоть на время рассматривалось всеми как бестактное, а такого поведения ни двор, ни свет не прощает. . Нужно чтобы графиня была уже при дворе в тот день, когда императрица вернется в город. Что мир заключен – это верно, и поговаривают о поездке двора в Москву для празднования его. Этот случай не самый удобный из всех, какие только можно было придумать, чтобы оставить графиню там? Все приличия были бы соблюдены, а невинность ея навсегда ограждена от всякого преследования» [1086] РНБ ОР. Ф. 755. Т. 8. Л. 14–15. .