Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Свыше 25 % американцев, от 40 до 50 миллионов человек, жили в середине 1950-х за чертой бедности, и в отсутствие продуктовых талонов и программ муниципального жилья это была прямо-таки отчаянная нищета. Даже в конце 1950-х треть американских детей были бедны. 60 % американцев старше шестидесяти пяти получали в 1958 году доход менее тысячи долларов, значительно ниже 3–10 тысяч, которые считались достаточными для принадлежности к среднему классу. У большинства пожилых не было и медицинской страховки. В 1959 году только половина населения имела денежные сбережения; четверть вообще не имела ликвидных активов. Даже если мы будем рассматривать только семьи белых коренных американцев, каждая третья из них не могла нормально прожить на зарплату главы семьи [319] Coontz 1992/2016, pp. 30–31. .

Почему же публика все равно убеждена, что экономика находится в состоянии стагнации, несмотря на тот очевидный факт, что качество жизни повысилось за последние десятилетия? Экономисты указывают на четыре фактора, из-за которых статистика неравенства создает превратное представление о том, как мы живем, причем каждый из них связан с одной из тем, которые мы уже рассмотрели.

Первый фактор связан с разницей между относительным и абсолютным благосостоянием. Точно так же, как все дети не могут показывать в школе результаты выше среднего, признаком стагнации не является то, что доля доходов, приходящаяся на беднейшую пятую часть населения, не увеличивается со временем. Для оценки благосостояния важно, сколько люди зарабатывают, а не какое место в рейтинге они занимают. В своем недавнем исследовании экономист Стивен Роуз разделил население США на классы, используя фиксированные суммы дохода, а не квантили. К «бедным» он отнес тех, кто получает от 0 до 30 000 долларов 2014 года на семью из трех человек, к «низшему слою среднего класса» – тех, кто получает от 30 000 до 50 000, и так далее [320] Rose 2016; Horwitz 2015. . Роуз установил, что в абсолютных показателях благосостояние американцев растет. С 1979 до 2014 года доля бедных американцев упала с 24 % до 20 %, доля низшего слоя среднего класса – с 24 % до 17 %, а среднего класса – с 32 % до 30 %. Куда же делись все эти люди? Многие из них переместились в верхний слой среднего класса (доходы от 100 000 до 350 000 долларов), доля которого выросла с 13 % до 30 % населения, и в высший класс, представители которого составляют теперь не 0,1 %, а 2 %. Средний класс обезлюдел отчасти по той причине, что растет число состоятельных американцев. Неравенство, несомненно, увеличилось – богатые богатеют быстрее, чем средний и низший классы, – но благополучие всех (в среднем) растет.

Второе недоразумение возникает, когда люди путают анонимные и лонгитюдные данные. Если, скажем, самая бедная пятая часть населения Америки никак не продвинулась вперед за двадцать лет, это не значит, что сантехник Джо получает в 2008 году столько же, сколько в 1988-м (или немного больше – просто потому, что выросла стоимость жизни). Люди зарабатывают все больше с возрастом и опытом, они меняют низкооплачиваемую работу на более прибыльную, поэтому Джо мог перейти из беднейшей пятой части, например, в среднюю пятую часть, а его место в низшем слое занял более молодой мужчина, женщина или иммигрант. Масштабы этого круговорота никак не назовешь скромными. Недавнее лонгитюдное исследование показало, что каждый второй американец в течение хотя бы одного года своей трудовой жизни находился среди десятой части населения с самыми высокими доходами, а каждый девятый побывал в одном богатейшем проценте (хотя с большой вероятностью там не задержался) [321] Конкретные люди перемещаются в верхние 1 % или 10 %: Hirschl & Rank 2015. Horwitz 2015; Sowell 2015; Watson 2015. . Это может быть одной из причин, по которым для восприятия людьми экономической ситуации характерен «разрыв в оптимизме» (когнитивное искажение типа «у меня все хорошо, но у других все плохо»): большинство американцев убеждено, что за последние годы уровень жизни среднего класса снизился, тогда как их личный уровень жизни вырос [322] Разрыв в оптимизме: Whitman 1998. Разрыв в оптимизме при оценке экономической ситуации: Bernanke 2016; Meyer & Sullivan 2011. .

Третья причина того, что рост неравенства не ухудшил положение низшего класса, состоит в том, что его жизнь облегчает перераспределение средств на социальные нужды. При всем господстве идеологии индивидуализма уровень такого перераспределения в США очень высок. Подоходный налог все еще имеет прогрессивную шкалу, а низкие доходы компенсируются «скрытым государством всеобщего благосостояния», а именно страхованием на случай потери работы, социальным страхованием, программами «Медикэр» и «Медикейд», системой временной помощи нуждающимся семьям, продуктовыми талонами для малоимущих и налоговым вычетом за заработанный доход – своего рода подоходным налогом наоборот (это выплачиваемая государством надбавка к низким зарплатам). Сложите все это вместе, и Америка перестает быть такой уж неравной. В 2013 году коэффициент Джини для рыночных доходов (до налогов и пособий) составлял там аж 0,53, тогда как для располагаемых доходов (после налогов и пособий) мы имеем вполне умеренный показатель в 0,38 [323] Roser 2016k. . США не зашли так далеко, как Германия или Финляндия, где коэффициент Джини для рыночных доходов изначально примерно такой же, но после весьма агрессивного перераспределения опускается в район 0,25–0,3, несмотря на тенденцию к росту неравенства после 1980 года. Независимо от того, устойчивы ли настолько щедрые европейские программы перераспределения в долгосрочной перспективе и применима ли эта модель в США, государство всеобщего благосостояния в том или ином виде работает во всех развитых странах, снижая уровень неравенства даже в скрытой его форме [324] Почему США, в отличие от стран Европы, – не государство всеобщего благосостояния: Alesina, Glaeser, & Sacerdote 2001; Peterson 2015. .

Социальные расходы не только уменьшают экономическое неравенство (что само по себе сомнительное достижение), но и увеличивают доходы менее зажиточных слоев населения (а вот это настоящая победа). Анализ экономиста Гэри Бертлесса показал, что в период с 1979 до 2010 года располагаемые доходы четырех более бедных квинтилей (пятых частей) населения США вырос на 49 %, 37 %, 36 % и 45 % соответственно [325] Рост располагаемого дохода четырех пятых населения: Burtless 2014. . Причем это было еще до запоздалого выхода из Великой рецессии, тогда как с 2014 до 2016 года медианные зарплаты выросли до своего исторического максимума [326] Рост доходов с 2014 до 2015 года: Proctor, Semega, & Kollar 2016. Продолжение этой тенденции в 2016-м: E. Levitz, “The Working Poor Got Richer in 2016,” New York, March 9, 2017. .

Еще более примечательно то, что произошло в самой нижней части шкалы доходов. И левые, и правые традиционно скептически относятся к правительственным программам по борьбе с бедностью – чего стоит одна знаменитая шутка Рональда Рейгана: «Несколько лет назад федеральное правительство объявило войну бедности, и бедность одержала победу». В реальности, однако, бедность проигрывает. Социолог Кристофер Дженкс подсчитал, что, если учесть все льготы скрытого государства всеобщего благосостояния и рассчитывать стоимость жизни, принимая во внимание улучшение качества потребительских товаров и снижение цен на них, доля бедных за последние пятьдесят лет упала более чем на три четверти, составив в 2013 году 4,8 % [327] C. Jencks, “The War on Poverty: Was It Lost?” New York Review of Books, April 2, 2015. Furman 2014; Meyer & Sullivan 2011, 2012, 2017a, b; Sacerdote 2017. . Три других исследования дали аналогичные результаты; данные одного из них, проведенного экономистами Брюсом Мейером и Джеймсом Салливаном, приведены в виде верхнего графика на рис. 9–6. Прогресс приостановился на время Великой рецессии, но снова набрал обороты в 2015 и 2016 годах (не показаны на графике), когда доходы среднего класса достигли рекордного уровня, а доля бедных продемонстрировала самое большое падение с 1999 года [328] Падение доли бедных в 2015 и 2016 годах: Proctor, Semega, & Kollar 2016; Semega, Fontenot, & Kollar 2017. . Наконец, нельзя не упомянуть еще одно невоспетое достижение: число беднейших из бедных – бездомных, живущих на улице, – сократилось с 2007 до 2015 года почти на треть, несмотря на Великую рецессию [329] Henry et al. 2015. .