Вера Калмыкова - Как начать разбираться в архитектуре

Внутреннее пространство дома четко делилось на мужскую ( андрон) и женскую ( гинекей) половины, точно так же, как и семейный мир делился на «мужскую» и «женскую» области.

Главным помещением андронабыло место, где мужчина проводил пиры – симпосии . Мы всегда должны помнить, что ведем речь о цивилизации, и в частности, о быте очень древнего народа, для которого каждая сторона жизни являла собою священный ритуал, а каждый повторяющийся время от времени поступок – символическое значение. Симпосии составляли обязательную часть ритуального быта эллинских мужчин, посвященную богу солнца Гелиосу.

В комнате для пиров (симпосием назывались и она, и сами праздники) средняя часть пола несколько заглублялась и украшалась мозаикой (полы в остальных помещениях были землебитными). Здесь ставились столики с угощением, они назывались трапедза (отсюда всем нам известное слово «трапеза»). Вокруг располагались специальные ложа (греки вкушали пищу или вино только полулежа), устроенные так, чтобы во время еды не нужно было двигаться. Забраться на ложе можно было, опершись ногой на специальную низенькую скамеечку. Стульев не существовало. Надо сказать, что вообще вся мебель была довольно низкой.

На симпосии мужчины рассуждали о космосе, играли в кости, спорили по разным вопросам. Разумеется, общение есть общение: случалось им и поссориться, и даже подраться, и побить посуду. Но праздник как таковой все равно был посвящен ночному существованию Гелиоса, который, согласно верованиям эллинов, в темное время суток уходил в водную стихию. Выпивая разбавленное вино, напиток, символически соединявший два начала жизни, воду и огонь, греки словно становились причастны бессмертию. Так, во всяком случае, полагали они сами.

Помимо симпосия, важным помещением в андроне была комната с очагом, причем опять-таки имевшим не только конкретный смысл (место, где сжигаются дрова или уголь), но и символический. Комната называлась ойкос, как и семья. Выражение «святость домашнего очага» имеет древнегреческое происхождение. В ойкосесосредоточивалась домашняя жизнь. С ним ассоциировались и боги-хранители дома. Рядом с ойкосом имелась ванная комната (горячая вода поступала из труб, а согревалась благодаря воздуху из очага, идущему по трубам). Греки были крайне чистоплотны. Входя в дом, они снимали обувь. Перед симпосием рабы омывали гостям ноги – сначала водой, а затем благовонными растворами.

Со временем пастаду заменил перистиль– прямоугольный двор, со всех сторон окруженный колоннадой. В центре мог находиться бассейн (вода в нем была обычно дождевая, так как с водой в Элладе всегда было непросто). Возле бассейна в богатых домах стояли цистерны, в которых хранилась вода про запас.

Такое устройство дома даже на словах поражает спокойствием и продуманностью. Так как же в архитектуре храмов и в других видах высокого искусства проявлялись особенности сознания древних эллинов?

Сосредоточимся на древнеэллинской архитектуре и скульптуре, оставив в стороне такие важные области, как роспись ваз и живопись. Принцип калокагатии, по-видимому, воплотился именно в монументальных формах, ведь храм – это образ мира, а статуя – образ человека. Вазопись была привязана к быту, а живопись до нас просто не дошла.

Ознакомимся с названиями отдельных деталей древнеэллинского храма. Ни одна из них не носила чисто декоративного характера, напротив, все были необходимы в структуре здания, но конструктивный элемент выступал в синтезе с декоративным. В самом низу, разумеется, находился каменный фундамент. На нем располагался стереобат– нижний уровень горизонтально уложенных ровных плит, если угодно, цоколь здания. Он состоял из нескольких слоев, выступающие края образовывали ступени. Самый верхний уровень (или поверхность) стереобата назывался стилобатом, на этой идеально ровной поверхности устанавливались колонны, более широкие внизу и сужавшиеся кверху. На верхнюю часть каждой колонны ставили небольшую каменную плиту – абак (абака), и на абакахпокоился антамблемент– еще одна горизонтальная конструкция, включавшая в себя балки ( архитрав), плиты ( фриз) и карниз. Чтобы инженерная конструкция выглядела эстетично, ее снаружи закрывали метопами– изукрашенными рельефом вертикально установленными плитами.

Крыша античного храма – двускатная, и если смотреть на фасад, то видно, как оба ската вместе с верхней линией антамблемента образуют треугольник. Он назывался фронтоном, и точно такую же фигуру мы уже видели в эллинском частном доме. Вместе с портиком– выступающей колоннадой под перекрытием – фронтон составляет отличительную особенность древнеэллинских культовых зданий.

Мы должны помнить: эллины покрывали свои храмы краской, преимущественно красной и черной (синей). И, конечно, благодаря этому все выглядело по-иному, чем нынче. Раскрашивали тимпаны(внутреннее, в античные времена чаще всего треугольное поле фронтонов, которое в более поздние времена приобрело форму полукруга), сами фронтоны, детали антамблемента. Одежда и лица скульптур тоже раскрашивались. Более того: для нас статуи – произведения искусства, созданные таким-то мастером из такого-то материала. Для древнего эллина, как мы увидим, они были живыми существами.

Отдельно нужно сказать о выражении лиц статуй. Поскольку они утратили окраску, мы не видим их такими, какими их создавали авторы и воспринимали современники. Можно только предположить, что нейтрального выражения, как сейчас, когда перед нами голый камень, могло и не быть; или, напротив, раскраска подчеркивала божественное спокойствие, застывшее на мраморных лицах. Также вероятно, что «настроение» божества, его отношение к верующему, реакция на мольбу или благодарность могли меняться в зависимости от освещения или точки обзора. Круглая скульптура тем и хороша, что пока ее обходишь, возникает ощущение смены эмоций у каменного существа, с которым ты ведешь мысленный диалог.

Путешественники XVIII в., среди которых были великие искусствоведы, закладывавшие основы современных представлений о художественном творчестве, видели храмы и статуи, конечно, без раскраски. Так был воспет образ одноцветного (монохромного) мраморного храма. Русский историк искусства рубежа XIX–XX вв. Павел Муратов считал, что особенно близок человеку именно храм из известняка, с веками принявшего золотистый оттенок, близкий к цвету человеческого тела. Он кажется живым и словно освещенным солнцем изнутри. Такие поэтические сравнения показывают, насколько по-иному мы воспринимаем эллинскую культуру, чем ее носители, насколько осторожно нам надо что-либо умозаключать о ней.