Вера Калмыкова - Как начать разбираться в архитектуре

Романтики возвеличивали историю человека как становление его духа, постепенно достигающего свободы. Корни стиля историзм, подразумевающего как можно более точное воспроизведение пластических форм прошлого, лежат в романтическом мировоззрении. В фольклоре романтики видели проявление народной души, естественной и мудрой. Между сказкой и былью они не видели принципиальной разницы, потому что и то и другое в основе имеет самое важное – человеческую судьбу.

Хотелось бы, чтобы однажды нашелся ученый-универсал, который написал бы о сходстве квантовой теории с идеями романтизма. Однако, видимо, это дело будущего.

Любая художественная идея ждет воплощения в материале. Романтизм выразился в линиях и красках – в изобразительном искусстве. В моде. И особенно, конечно, в художественном слове – в поэзии.

Новалис, например, изучал теологию, был сторонником католицизма. Основа его мировоззрения типична для романтизма: это резкое противопоставление реальности и идеального мира в пользу последнего, что называется романтическим двоемирием (реальный мир плох, идеальный прекрасен). Познание мира рациональными средствами, считал он, невозможно, оно достигается только интуицией, а рационализм мышления ведет к погибели. Основное произведение Новалиса – роман «Генрих фон Офтердинген» (1797–1800; не окончен), в котором повествуется о чудесной судьбе поэта, направляемой свыше. Цель жизни героя – поиск «голубого цветка», символизирующего средоточие всех тайн мироздания, ключ к Абсолюту и одновременно – меру духовного становления. Кстати, одним из направлений профессионального образования Новалиса было горное дело, что отозвалось в образной системе романа «Генрих фон Офтердинген». Рудокоп, с точки зрения автора, так же внимательно, как астролог – звездное небо, изучает поверхность земли, ее строение, свойства утесов и гор, разнообразие земляных и каменных пластов, – словом, природные памятники глубокой доисторической древности. Следовательно, науки о земле суть то же самое, что и науки о небе, но вывернутые наизнанку. Для героя романа, как и для его автора, земля обладает своего рода кровеносной системой, ее жизнь – существование живого организма.

Но как мог бы явить себя романтизм в архитектуре?.. Ведь здание – это рационально осмысленная и математически выверенная конструкция, это технология строительства, сопротивление материала. Не входит ли это в противоречие с учением о целостности бытия и мистических связей его элементов?..

Архитекторы-романтики передавали свое видение мира в тех формах, которые осуществлялись до них зодчими разных поколений, по-своему перерабатывая их и в каждой видя свое , нечто, доказывающее правоту их воззрений.

Классицистический дворец Шарлоттенхоф в Потсдаме (1826–1829 годы) был возведен по образцу древнеримской виллы и назван одним из своих создателей, кронпринцем Пруссии Фридрихом Вильгельмом, обителью Свободы . Вместе с тем, как мы знаем, в древнеримскую эпоху архитектура была основана на эллинской ордерной системе, отступлений от которой не допускалось, что, в нашем понимании, исключает свободу творчества – раз предполагается неукоснительное следование модели.

Вместе с тем другой автор Шарлоттенхофа, архитектор Карл Фридрих Шинкель (1781–1741), убежденный романтик, полагал, что свобода достигается посредством овладения языками искусства прошлых эпох. Он сконцентрировался на изучении двух стилей, которые считал, и, надо сказать, небезосновательно, базовыми для существования европейской архитектуры – античного и готического. Стилей? Нет, скорее все же мировоззрений. Недаром Шинкель, желая создать сказочный, неповторимый пространственный образ, изучал национальную историю и исследовал археологические памятники Рима, чтобы увереннее чувствовать пропорции и ордера, которые он собирался воспроизводить. И действительно, всему, что создано им самим или по его проектам, свойственно удивительное изящество и чистота линии. Поражают и оригинальные работы Шинкеля как художника, литографа, графика и живописца. В графических листах или станковых картинах он создавал единую среду: если темой становилась готика, то все здесь, вплоть до жилых домов, исполнялось по готическому принципу, если Рим – по римскому. Также Шинкель был декоратором, дизайнером, художником по фарфору, – словом, универсалом в духе Старого времени. Трудно сказать, что помешало ему стать для германоязычных стран тем, чем стал англичанин Уильям Моррис, о котором речь впереди.

О неоднородности классицизма мы уже говорили, и нельзя сказать, будто в XIX веке не чувствовали внутреннюю противоречивость этого стиля, подразумевающего «античность» как целое, сразу и Элладу, и Древний Рим. Чтобы отделить одно от другого, нужны были изыскания в области археологии, на которые зодчие шли с готовностью. Так родился стиль неогрек– в чем-то противоположный классицизму, весьма вольно трактовавшему понятие классической древности. В стиле неогрек Лео фон Кленце достроил Национальный театр Мюнхена (1825). Чтобы увидеть отличия стиля неогрекот классицизма, стоит сравнить мюнхенское здание с «Ла Монне» – королевским оперным театром в Брюсселе: можно заметить, насколько обобщенно-«античный» облик «Ла Монне» не связан ни с Грецией, ни с Римом, почему и является для нас лишь знаком той эпохи.

Стиль неогрек увлекал и живописцев, среди которых Жан Лекомт де Нуи (1842–1923), ученик салонного художника Шарля Глейра (одновременно с Лекомтом в мастерской этого мэтра обучались Пьер Огюст Ренуар и Альфред Сислей – будущие гении импрессионизма: это свидетельствует, разумеется, об известной широте педагогических принципов Глейра). История и мифология, поиск всеобщей живописной правды, универсального языка творчества – все это захватило Лекомта с огромной силой. Сюда прибавлялся живейший интерес к искусству Древней Греции. Параллельно Жан Лекомт де Нуи увлекся Востоком, отправился в двухлетнее турне по Греции, Турции, был на острове Родос, в Египте и в Судане, откуда привез массу живописных и акварельных ориенталистских работ. В 1856 году художник познакомился с тогдашней литературной новинкой – «Романом мумии» писателя Теофиля Готье. После этого Лекомт надолго, если не навсегда, «заболел» Египтом.

Присматриваясь к тем или иным особенностям стилей, архитекторы находили их выигрышными и довольно смело комбинировали различные черты одного, другого, третьего… Так возникала эклектика– соединение в одном и том же здании или ансамбле элементов различных эстетических систем (мы помним, что любой стиль – это законченная эстетическая система). Эклектика, как и историзм, явилась порождением романтизма, но, в отличие от историзма, не полностью воспроизводила образ определенной эпохи в конкретном здании, а брала что-то от готики, что-то от романики, что-то от Ренессанса – и все это архитектор использовал в проектировании своего здания. Эклектична высоченная (167,5 метров) башня Моле Антонеллиана (1863–1889) в итальянском городе Турине, возведенная Алессандро Антонелли. Она сделана из кирпича и имеет черты готики, барокко и ренессансного стиля.