Диана Ганцева - Андрей Соболь: творческая биография

Я смеюсь над былою мечтой,

Я смеюсь, когда хочется ласки молить,

И я горько смеюсь, я смеюсь над собой.

Я смеюсь, когда ноет душа и болит.

Когда сил уже нет – я тогда хохочу.

Я смеюсь, но мой смех – он сквозь слезы звучит:

Я смеюсь, когда плакать безумно хочу.

Почти на всех стихах 1902—1904 гг. лежит отпечаток тяжелых недетских переживаний юного поэта: ранняя смерть отца, попытки самоубийства матери, бедствия полунищенского существования семьи, отверженность, непонимание и нелюбовь окружающих. Стремление выразить свои чувства в словах, в стихах, подстегивало интерес юноши к литературе, к книгам. По свидетельству родных, за несколько лет пребывания в Перми Юся Соболь перечитал почти все книги центральной городской библиотеки 6. В его стихотворениях чувствуется влияние М. Лермонтова, Н. Некрасова, но особое место в ряду литературных пристрастий А. Соболя занимал С. Надсон, очень популярный среди молодежи тех лет поэт. Его герой – мечтатель, подверженный мучительным сомнениям, человек, сломленный жизнью, уставший, отказавшийся от былых надежд и стремлений, был органичным порождением смутного времени рубежа веков. Разочарование, одиночество, непонимание, отторгнутость миром – деструкция и дисгармония стали доминантой художественного мышления литературного поколения 1900-х годов. Литературно-художественные издания начала века пестрели именами больших и малых поэтов под меланхоличными, полными боли и отчаяния стихотворениями (А. Коринфский «Е.А.С.», 1893; «Отчаяние», 1896; К. Льдов «Мгла», 1902; Н. Рябов «Весною», 1904; А. Мейснер «Убегай от добрых, убегай от злых…», 1904) 7. Завороженность одиночеством и безысходностью была столь всепоглощающей, что рождала однотипные образы и мотивы в стихотворениях совершенно разных авторов:

Пусть все о счастии твердит

И жизни молодой,

Но сердце ноет и болит,

Измученное тьмой .

Там тоже дождик льет да льет,

Но только солнце не проглянет!

А сердце ждет, а сердце ждет

И скоро, скоро ждать устанет…

Я истомился весь все в ожиданьи вечном,

Я ждал его, как дар, казалось, вот он дан.

Казалось, что оно уж близко, что возможно,

Но что ж? – Мираж один, один только обман

Об особом внимании А. Соболя к творчеству С. Надсона свидетельствуют не только воспоминания современников 8, но и его стихотворения. «Биографии» лирических героев двух поэтов удивительно схожи.

Тяжелое, одинокое детство, лишенное привычных остальным радостей:

Я не был ребенком, я с детства узнал

Тяжелое бремя лишений,

Я с детства в душе бережливо скрывал

Огонь затаенных сомнений.

Я с детства не верил в холодных людей,

В отраду минувшего счастья,

И шел я угрюмо дорогой своей

Один без любви и участья.

Разве знал я покой, безмятежный покой

Детских лет? – о, я знал лишь невзгоды.

Разве жил я, как все? – нет, под гнетом я жил,

Одиноким, лишенным свободы .

Раннее разочарование и усталость от жизни:

Изжита жизнь до дна! Назад не воротить

Заносчивых надежд и дерзких упований!

Довольно!.. Догорай неслышно день за днем,

Надломленная жизнь!..

Все прошло навсегда, безвозвратно,

Так довольно же лямку тянуть!

Те часы, что прошли – их обратно,

Никогда, никогда не вернуть!

Души героев переполняют противоречивые чувства: возмущение царящим злом и произволом и осознание собственного бессилия, жажда борьбы и неумение бороться, ощущение высокого предназначения и, в то же время, обреченности. Герои С. Надсона и А. Соболя пополняют плеяду « лишних людей », которые искренне стремятся к тому, « чтобы людям было получше жить на свете, чтобы уничтожилось все, что мешает общему благу », но в то же время « отличаются самым ребяческим, самым полным отсутствием сознания того, к чему они идут и как следует идти » 10, героев, которым просто необходима сильная рука, указующая и зовущая. Отсюда характерный для обоих поэтов образ пророка. Однако мотив ожидания прихода пророка и образ самого пророка в интерпретации А. Соболя существенно отличается от того, что реализуется в стихотворениях Надсона.

У Надсона мы встречаем постоянное ожидание пророка-учителя, сильного человека, который поведет за собой, стряхнет « тяжесть удушья и сна » (247), разгонит « могильный душный мрак сияньем » (359), при этом герою совершенно не важно, чему будет учить его пророк:

О, мне не истина в речах твоих нужна —

Огонь мне нужен в них, горячка исступленья…

Но это бесцельное, пассивное ожидание оказывается у Надсона бесплодным: « Напрасно я ищу могучего пророка …» («Напрасно я ищу…», 1885; С.278—279). Герой А. Соболя обретает своего « пророка », в метафорическом образе которого предстает « народ родной…, изнемогший под игом цепей » («Раскаянье» 1905). А. Соболь рисует своего пророка скорбным старцем, измученным жизнью, непосильным трудом:

Весь в лохмотьях, больной и усталый,

И с поникшею грустно главой,

С грудью еле покрытою, впалой,

И с согбенною трижды спиной…

Очи грустные, скорбные очи,

Тонкий посох в дрожащих руках,

На челе капли крови и пота,

Ноги скованы крепко в цепях.

Однако нельзя назвать его авторской находкой. Этот образ, судя по всему, заимствован из стихотворения С. Фруга «Еврейская мелодия», в котором еврейский народ предстает в облике « седого старика », прошедшего « чрез бездну мук, чрез цепь невзгод »:

И зорок глаз, и крепки ноги,

И посох цел… Народ родной,

Чего ж ты встал среди дороги,

Поник седою головой? 11

Тема обретения пророка и возрождения лирического героя становится центральной в стихотворениях «Без названия» («Неслышно, тихими шагами…») и «Раскаянье». Эти стихи – одни из немногих, имеющих точную датировку: первое помечено 4 марта 1905 года, а второе – 24 апреля того же года, что может указывать на их особую роль в творчестве поэта.

В стихотворении «Без названия» герою является скорбный старец, вызывая смятение в его душе:

И вспомнил я свои сомнения

И шаткость прежнего стремленья,

И равнодушие свое

К тому, что верил всей душою,

К чему стремился, что любил —