Павел Савченко - Интеллектуальная биржа в России. Сборник нарративов Дней открытых дверей Интеллектуальной биржи

Олег Лавров: «Спасибо большое. Доуточню. Изначально смысл слова „профессио“ с латинского языка переводится как „называю своим делом“. То есть это ровно то, что мы с вами сейчас и делаем. Мы сейчас можем назвать себя мейкерами рынка К2В, не знаю там, интеллектуальщиками, деятелями экономики знаний… Любые новодельные профессии идут или от названия объекта, или от названия действия. Хотя даже в самых древних профессиях есть смысловой дрейф. Так у нас врач стал специалистом по здоровью, хотя знает только болезни и как их лечить. А вот люди, которые сейчас занимаются профессиональной деятельностью вокруг здоровья, кто это? Это же не врачи. Это кто? Здоровцы? То есть много-много-много такого сейчас на поверхности, несовпадающего по смыслу и содержанию деятельности».

Валерий Платонов:«Немаловажно, Олег, чтобы нас и понимали те, кто нас покупает (в хорошем смысле). Те, кто покупает наш интеллект или результаты нашей интеллектуальной деятельности. Почему?

Казалось бы, ответ очевиден. Но что мы видим? Зайдя в прекрасное пространство Интернета, набрав какие-то внятные для тебя – как заказчика – слова, описывающие твою потребность, тебе выскакивает какое-то, как рекламируют известные поисковики, за пару секунд n-ное количество ссылок, и ты начинаешь в них теряться».

Олег Лавров:«И тонешь».

Валерий Платонов: «Да. И тонешь. Мало того, что тонешь, так еще и очень трудно разобраться в квалификации, ибо это многообразие, которое с точки зрения маркетинга сегодня паразитирует, на мой взгляд, на наших профессиях, приводит к обратному – потерю рынков. То есть мы так себе начали представлять по-разному и создали такое колоссальное многообразие, которое не позволяет уже потребителю нас полноценно покупать. Отсюда мы сталкиваемся с теми проблемами, что заказчики недовольны, мы недовольны заказчиками и вытекающие отсюда…».

Олег Лавров:«И нет денег».

Валерий Платонов:«Да».

Олег Лавров: «А это плохо».

Валерий Платонов:«Нет, это еще хуже, это спад рынков называется. И вместо того, чтобы рынки росли, а мы зарабатывали больше, мы каждый день начинаем терять деньги».

Олег Лавров:«Хотя самое время».

Валерий Платонов: «Зарабатывать деньги. Согласен».

Олег Лавров:«В волатильности наше время, ребята».

Павел Савченко:«Я думаю, нам нужно переходить к делу. И разве что хочется резюмировать, что то главное, ради чего мы собрались и что мы намерены делать – делаем. Проявить рынок, проявить игроков этого рынка и производить. Выскажем свое мнение. Давайте вместе это сделаем».

Олег Лавров:«Да. Спасибо, Павел. Я бы использовал слово „сотворить“. Или „создать“. Если бы мы хотели сейчас как-то активно влиять, мы бы совершенно по-другому построили логику и наши предложения. То есть мы продолжаем хотеть со-творять, делать совместно. То, что называется в английском co-creation, когда мы интуитивно уверены в том, что вместе сделаем лучше, чем каждый по отдельности. Сотворчество – наш основной подход интеллектуального производства, и мы – люди, привыкшие этим заниматься каждый день. Это наша норма. Мы это делаем для себя локально, кто-то для сегмента. Но почему-то мы это не сделали для рынка. Нашего рынка. И вот еще раз скажу: наша некая настойчивость в отношении выделения K2B – это, конечно же, формальная сторона дела. Потому что пока очень сложно описать, что это за рынок. „Рынок интеллектуальных услуг“ – узко. „Рынок интеллектуального предпринимательства“ – широко. „Knowledge-Intensive Business Services“ – непонятно. Я не могу сказать, что K2B это прям понятно, но, во всяком случае, с этой логикой хотя бы знакомы по моделям B2B, B2C, P2P, H2H…».

Там не было ничего,

но зато его было очень много.

(Борис Моносов. По эту сторону магии.)

Олег Лавров:«И вот еще раз скажу: наша некая настойчивость в отношении выделения K2B – это, конечно же, формальная сторона дела. Потому что пока очень сложно описать, что это за рынок. «Рынок интеллектуальных услуг» – узко. «Рынок интеллектуального предпринимательства» – широко. «Knowledge-Intensive Business Services» – непонятно. Я не могу сказать, что K2B это прям понятно, но, во всяком случае, с этой логикой хотя бы знакомы по моделям B2B, B2C, P2P, H2H…

Я занимаюсь предоставлением услуг и сервисов бизнесу в области менеджмента знаний, и существенно растет спрос у тех, кто понял, что это и как работает. Люди наконец-то осознали, что инновационный проект, проект изменений, цифровой проект – это проект, у которого бюджет от 25 и более процентов состоит из закупки – прямой закупки знаний, прямой закупки опыта, прямой закупки экспертизы. Есть проекты, в которых до 50% этого, если правильно считать. В России не привыкли это считать в деньгах, и мы закапываем это куда-то, как будто этого нет. У нас железяки есть, трудочасы монтеров есть, а трудочасы и цена процесса создания нового знания куда-то все время девается. Те компании, которые это поняли и отдают себе отчет, что рынок знаний существует, начинают разбираться в свойствах товаров и услуг, выгодно их покупать и использовать, формировать нематериальные и интеллектуальные активы. Это рынок, который может быть и внутристрановый, и международный. Нашим интеллектом мы способны торговать не только через продукты и услуги, но и через проектную деятельность вне географических границ. Мы сейчас предлагаем проявить все особенности конструкции нашего рынка и получить более четкие, более правильные взаимодействия участников. Причем всех участников рынка, включая, конечно же, всё новомодное: от IT-систем до когнитивных, с их лучшими свойствами. Нам кажется правильным говорить об экосистеме, причем в биологическом смысле этого термина в первую очередь. Но и включая платформенные решения в модель реализации. Мы считаем выгодным иметь открытое ТЗ на разработку и реализацию такой задачи. На текущем этапе мы говорим про 300 человек, активных участников, и дальше – физиологический прирост. Я до позапрошлого года считал, как у нашего сообщества строится механика включения людей в активную социально-полезную, некоммерческую деятельность. Из порядка 20000 участников, которых мы касались с 2012 года, осталось 300 активных, которые разделяют и поддерживают деятельность по ценностям, и 50 человек, которые активно работают в экспертном совете.

У нас вышло так, такая пропорция. Даже не пропорция и не воронка. Важный момент, я об этом говорил еще лет 5 назад с маркетологами, что воронка – это когда есть что всасывать и этого много. А мы с вами производим. У нас обратный процесс. Мы из многого выращиваем через взаимодействие новую плотность и участников, по период которых становится меньше, но качество взаимодействий выше. То, что появляется на верхушечке, по способу получения не может принадлежать кому-то отдельно. Это коллективный результат. Ребята, ни один из нас в одного не вылезет. Ни один».