Мария Рубцова - Миссия любви-агапэ в творчестве А. Лосева, А. Сурожского и С.С. Хоружего

При этом человек не замыкается в себе, а полностью посвящает себя трансцендентному… Почитатель сливается с бытием Бога. В человеке действует уже не преданная Богу личность, а мощь духа в своей божественной свободе» [84, c.66]. Христианская любовь не предполагает «слияния» с Абсолютом или растворения в нем (что характерно для буддизма), а представляет собой свободное со-единство личностей в любви-агапэ. Ценность любви обретается и раскрывается в своей полноте как результат этого со-единства и со-бытия двух свободных личностей. При этом свобода человеческой личности не утрачивается, а наоборот, получает бесконечную перспективу для своего развития. Таким образом, в отличие от индуизма, ставящего любовь в зависимость от действия закона кармы, христианская аксиология любви основывается на идее бесконечного развития свободы человеческой личности в любви, при котором любовь оказывается абсолютным максимумом бытия, к которому можно бесконечно приближаться, но не быть в нем растворенном как в океане божественной энергии. При этом позволительным оказывается все, что не противоречит любви. В христианстве единственным универсальным этическим критерием является духовное видение человека как образа Божия. Все остальные моральные нормы, правила поведения и законы «впитываются» любовью, которая является для них объединяющим началом.

1.2.4. Духовный аспект любви-агапэ

Прот. В. В. Зеньковский (1881–1962) писал о связи духовности и любви. «Начало духовности в человеке не есть отдельная сфера, не есть некая особая и обособленная жизнь, а есть творческая сила, энтелехийно пронизывающая собой всю жизнь человека» (и разум, и тело) и определяющая новое «качество» жизни. Начало духовности есть поэтому начало цельности и органической иерархичности в человеке…» [35, c.46]. Любовь же есть источник и осуществление этой целостности.

В отличие от святых отцов и русских философов, некоторые западные исследователи, также осознавая перекрывание смысловых областей духовности и религиозности, для аналитических целей операционализируют их как независимые конструкты. В частности, Пол Винк определяет религиозность как «значимость институционализированных религиозных верований и практик в жизни индивида» [184, p.121]. В духовность вносится другой смысл: духовность – это «значимость деинституционализированных религиозных верований и практик в жизни индивида (например, акцент на сакральной связанности с Богом или природой; смешение различных религиозных и мистических традиций)» [184, p.121]. Духовность воспринимается здесь как деинституционализированная и эклектичная религиозность. При этом часть западных авторов подчеркивают тесную связь разных видов духовности и дел жертвенной любви, что подтверждается рядом исследований [182].

Таким образом, духовной аспект любви-агапэ состоит в том, что любовь-агапэ – это духовное состояние человека, а не душевные чувства и эмоциональные состояния. Для любви обязательно постоянное неуклонимое стремление личности следовать высшим ценностям в своей жизни.

1.2.5. Космический аспект любви-агапэ

Данный аспект является одним из самых интересных и заманчивых для изучения в рамках философской рефлексии. Философия русского космизма (в частности, работы Н. Ф. Федорова ), делает особый акцент на космических аспектах ценности любви.

«Бессмертие – то есть полное отсутствие антиномии эгоизма и альтруизма, или двух смертей, как указание на ее разрешение, – мы обожаем в Триедином Боге. Царство Отца, Сына и Св. Духа, или Триединство, в коем любовь Сына и Духа к Отцу делает невозможною смерть и отождествляет Триединство с бессмертием. Триединство есть выражение не близости лишь, а полного родства» [94, c.347], – отмечал данное обстоятельство мыслитель Н. Ф. Федоров. Философ рассматривал антиномии эгоизма и любви-агапэ, а также двух смертей (духовной и физической смерти), и разрешение антиномии в долге воскрешения, или полноту родства в жизни и любви.

Любовь является поистине космической силой как в материальной, так и нематериальной Вселенных, если конечно не рассматривать физические явления гравитации и магнетизма как проявления «любви» одного физического тела к другому. Гравитацию в физическом мире, как и другие природные явления, можно рассматривать как некий пласт сознания. Управление физическими и природными процессами зависит от наличия и действия веры и любви-агапэ в человеке. Данная идея содержится в евангельском повествовании. «Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф.17:20). Разумеется физические явления не являются собственно объектом философской и богословской рефлексии, но они могут рассматриваться в символической и метафизической перспективе.

Сила притяжения между физическими телами сродни силе духовного притяжения между душами людей. Физическое притяжение существует как напоминание человеку о возможности притяжения духовного. Эта идея, когда физическое притяжение как бы накладывается на любовь как психологическую и духовную силу, прослеживается в множестве художественных произведений и философских текстах.

1.2.6. Сакраментологический аспект любви-агапэ

Отдельным аспектом любви-агапэ является сакраментологический. Сакраментология любви понимается нами как раздел христианской философий, изучающий таинства церкви и другие священнодействия, посредством которых благодать Святого Духа передаётся человеку.

В ранней христианской церкви крещение и евхаристия (или вечеря Господня), также известные как таинства, были центральными в символической практике христианских общин и служили жизненно важными элементами в обозначении их идентичности и самопонимания [185]. Эти таинства символизировали вступление в новое сообщество (крещение), подтверждали и укрепляли членство в этом же сообществе (евхаристия). С литургической точки зрения, таинства являются видимым земным ритуальным средством передачи и передачи благодати Бога народу.

C точки зрения постмодернистской философии, крещение – это прежде всего смерть для прошлой жизни. Христиане крестятся в смерть Христа (Римлянам 6: 3). Вырвав цитату послания ап.Павла к Римлянам из контекста, протестантский теолог и пастор Майкл Джинкинс делает излишний акцент на смерти Иисуса Христа [146] и полностью игнорирует важнейшую для христианству тему воскресения Христа. Для Джинкинса крещение сводится только к процессу умирания, при этом рождения для новой жизни в любви-агапэ как будто не происходит. Джинкинс настаивает на «травматической» природе крещения как «обряда посвящения», с чем мы никак не можем согласится, поскольку подобная редукция ни с философской, ни с богословия недопустима.