Валентин Василевский - Man Death Ethics. Человек, смерть и этика

Рис. 3. Преодоление и выживание.

Рассмотрим эту разницу на еще одном примере. До появления самолетов люди сами по себе не летали, и поэтому отобранных эволюцией инстинктов, поведенческих программ для безопасного полета у нас нет. Но опытные пилоты учатся распознавать опасные ситуации благодаря ощущениям от полученного опыта, и по показаниям приборов. Приборы в самолете сложнее тем, что «добро и зло» проявляют себя не однозначно, как на термометре при печении пирога, а в сложном соотношении показателей разных приборов. Теперь представим, что в кабине самолета сидит неопытный пилот: он знает, как надо правильно лететь, но он еще не способен вовремя распознать, как самолет переходит к опасному режиму. Его ощущения еще не закрепились, а быстро понять сложные соотношения показаний приборов он не может. В этом случае, при появлении проблемы с самолетом, пилот остается спокоен: ведь он жив, его инстинкты молчат, и он не пытается «выживать», хотя самолет уже приближается к гибели. Не зная о том, каким образом к нему приближается смерть, пилот не пытается преодолеть проблему. «Выживание» в чистом виде не помогает. Но вот наступает момент, когда пилот понимает, что показания приборов выходят из допустимых параметров: он узнает о проблеме. Какие действия должен сделать пилот? Инстинктов полета у него нет, т.к. он не птица, и положиться на инстинкты он не может. Значит, перед тем, как произвести действия для спасения самолета, пилот должен знать, какую именно проблему нужно преодолеть. Он должен понять, в чем именно состоит проблема. Самолет слишком опустил нос или слишком задрал нос при заданной скорости и текущей высоте. Скорость слишком большая или слишком маленькая для известного веса и размера самолета. Высота слишком большая или слишком маленькая при имеющемся рельефе местности. И так далее. Но только после понимания можно будет преодолеть проблему: только после того, как летчик узнает, в чем именно состоит проблема полета. Так мы видим, в чем разница между «выжить» и «преодолеть проблему». Конечно, в обычной жизни мы можем употребить оба этих понятия в одной и той же ситуации, но по сути «выживание» – это скорее животное состояние, связанное с инстинктивной и рефлексивной активностью по избеганию проблем «здесь и сейчас» и всегда в настоящем моменте. В то время как «преодоление проблемы» чисто человеческое состояние, связанное с пониманием происходящего в динамике системы времен: будущего, прошлого и настоящего.

Зафиксируем ситуацию: неопытный пилот в падающем самолете вполне мотивирован к жизни, и он хочет жить, и хочет быть счастливым, испытывать удовольствия. Но эти желания сами по себе никак не мотивируют его, если он не знает о возникшей проблеме. Мотивирует пилота только знание о проблеме.

Так, мы ясно видим: категории «добра и зла» показывают нам отношение именно к «проблеме», а не к «жизни», «бытию», «счастью» или «удовольствию». Если мы начнем с понимания отдельного «блага»: жизнь, счастье, всеобщее благо, увеличение всеобщего удовольствия и так далее – мы придем только к противоречиям, о чем будет рассказано далее.

Рис. 4. Если неопытный пилот не знает о штопоре, то само по себе желание «выжить» никак не поможет ему, т.к. пока самолет не упадет, жизни пилота ничто не мешает. Но только пилот, знающий о быстро приближающейся из-за штопора смерти, может предпринять действия, чтобы избежать будущей, существующей только в абстрактной модели, и еще не существующей для него в реальности, гибели. Так одно только «знание о смерти» оказывается эффективнее «выживания».

Вообще, если мы хотим оценить полет в целом, то нами оценивается именно способность «преодоления гибели» во всем процессе полета, а не только его результат: «выживание» пилота и пассажиров. Только не имевший аварий и не потерпевший катастрофу полет будет однозначно «добрым» для летчика. Если же в полете случилась авария, пусть и не приведшая к катастрофе, но угрожавшая катастрофой, то этот полет мы назовем «плохим», хотя результат обеих полетов: «выживание», был в обоих случаях. Дело в том, что если мы знали о риске смерти в аварийном полете, который был значительно выше, чем в «хорошем» полете без аварии. Так мы видим, что этика оценивает успех процесса «преодоления смерти», а не результирующее «выживание».

Рис. 5. На рисунке «выживание» соответствует и «хорошему» и «плохому с аварией» полету. Таким образом, «добро и зло» не соответствует «выживанию», а выражает отношение к «проблеме гибели», которая и дает оценку «плохо» полету с аварией.

Еще мы можем выявить сущностную привязку «добра и зла» полностью абстрактно: например, как в случае игры, когда один человек ищет предмет в комнате, а другой ему подсказывает: «холодно» – «теплее» – «холоднее» – «жарко», – и мы понимаем, что лишь условно окрашиваем близость к цели некой физической коннотацией, когда ищущий приближается к спрятанному предмету, и «теплее» или «холоднее» обозначает приближение или удаление от цели, но не физическую температуру цели. Искомый предмет не источает тепло, а наделяется таким свойством для удобства коммуникации. Поэтому слова «тепло» / «холодно» можно без потери смысла описанной игры заменить на «позитив» / «негатив», или «хорошо» / «плохо», и, наконец, «добро» / «зло». По сути, ничего не изменится. Поэтому «добро» и «зло» сами по себе не хороши и не плохи, они лишь позволяют человеку искать некую фундаментальную сущность. И эта сущность в результате игры не явится нам в виде «добра» или «зла», воплощенного «негатива» / «позитива», «теплоты» / «холода», как вы уже догадались.

Отметим интересный момент: результат игры обнуляет «добро и зло». После нахождения искомой сущности эти категории нас больше не интересуют.

Далее, необходимо внести ясность в следующее высказывание Аристотеля: « В целях, однако, обнаруживается некоторое различие, потому что одни цели – это деятельности (energeiai), другие – определенные отдельные от них результаты (erga). В случаях, когда определенные цели существуют отдельно от действий (praxeis), результатам естественно быть лучше [соответствующих] деятельностей. »

Не понятно, зачем Аристотель определил цели двояко: как «деятельности» и как «результаты». По идее, только «деятельность» ведет к «результату». Может ли быть «деятельность» самой по себе, как цель, которой не нужен порождаемый ей «результат»? Наверное, может, но тогда, если «результат» такой «деятельностью-целью» все же порождается, то может ли он быть нежелательным в том смысле, что такая «деятельность-цель» должна быть всегда неоконченной или нескончаемой? И не проще ли в таком случае называть «деятельность-цель» просто «целью», а усилия, не позволяющие ей результировать – «деятельностью»? По крайней мере тогда нам не придется смешивать понятия между собой. Когда Аристотель упоминает «цели, существующие отдельно от деятельности», то какую цель мы можем достичь, ничего для этого не делая? Нужна ли нам «цель», которую никак не надо достигать? Ни физическими действиями, ни мыслями – имея в виду даже желание. Ведь в таком случае мы правильнее назовем это не «целью», а «данностью».