Владимир Филиппов - Русь против половцев

Не в силах князь отстоять свои владения, так ополчение готово взять в руки оружие и пособить своему правителю. Выйти в поле против врага. Встать грудью и заслонить ею свои города и хаты. Напомнить, что не перевелись ещё в Киеве богатыри. Послали тогда сказать князю Изяславу такую речь: «Половцы рассеялись по земле: дай нам, князь, оружие и коней, хотим ещё биться с ними».

Воины Изяслава, вернувшиеся после ночного погрома в Киев, тоже требовали собрать вече. Им было стыдно, что Изяслав не собирается вновь вести их на врага. Нахлебавшись вдосталь стыда, они мечтали вернуть свою славу. Тем более что простой народ их поддержал и обратился к князю с требованием выдать ему оружие.

Однако великий князь Изяслав повёл себя странно. Оскорбленный, князь упёрся и ни в какую не хотел исполнить народного желания. Вместо того чтобы возглавить народный порыв, он колом встал против него. Чего он боялся, бог ведает. Но вышло всё только хуже.

Недовольство князем росло, как снежный ком.

Собрался свободный киевский люд на торговой площади, на Подоле, шумит, волнуется, негодует.

Не смея выйти сразу против князя, народ стал против тысяцкого Коснячка. Мало того что он не сумел дать им победы, так теперь он не принимает их стороны, не хочет идти с ними на битву, отговаривает князя дать им оружие и коней. Значит, он либо трус, либо предатель. А когда в жилах кровь горит, народ на расправу скор. Первый виновник неудач был найден. Обвиняя главного воеводу Изяслава во всех свалившихся бедствиях, толпа окружила его дом. Коснячка своевременно скрылся. Но гнев уже кипел в народной крови и искал выхода. Раз Коснячка сам утёк, пусть ответит добром. Поэтому с его домом народ обошёлся круто. Но и эта расправа не утолила страсти, а лишь разожгла. Не получив удовлетворения своим чаяниям, киевский люд двинулся в сторону княжьих палат, творя по пути беспорядок и разор.

Это был уже открытый мятеж. Своими действиями горожане невольно перешли черту. Дело могло дойти до оскорблений действием.

Пока шли, собралась толпа огромная, двигалась медленно и несуразно, но целеустремлённо, как гусеница. Только перед самыми княжьими хоромами остановилась река народная, замерла, упёршись в препятствие, но не затихла. Бунтовать против законного властителя народ ещё не был готов, но и терпеть молча уже не собирался.

Изяслав даже в этот момент мог ещё многое изменить, но он не посмел показаться народу и взять инициативу в свои руки, проявив характер и то, что в городе есть хозяин. Вместо этого князь вновь повёл себя довольно странно. «Изяслав сидел на сенях с дружиною, когда толпа народу подошла и начала спор с князем; народ стоял внизу, а Изяслав разговаривал с ним из окна» (С.М. Соловьёв). Обстановка быстро накалялась. Дерзкие слова посыпались из толпы. Изяслав по привычке мялся. И даже когда один из его ближних бояр напрямую сказал Изяславу: «Видишь, князь, люди взвыли», – тот не решился выйти к толпе. Затворившись плотнее в своих палатах, Изяслав лишь горестно вздыхал да охал, опустив голову на широкую грудь: «Никак не ожидал я, что произойдёт такая беда, поистине такова судьба моя!»

Тут только и дошло до сознанья Изяслава, какая тяжесть лежит на его плечах, как и чем обязан он этому растущему городу. Как обязан он всем – и живым, и мёртвым – мёртвым по его вине паче всего! Он был обязан заменить отца младшим братьям своим, а боярам, земле, простому люду достойно заменить их усопшего князя Ярослава…. Не зря покойный отец говорил: «А ты, Изяслав, будь им вместо меня! Если кто дерзнёт обидеть брата своего, ты помогай тому, которого обидят».

С него, только с него в первую очередь перед миром спрос. Но пока он ещё не смог ничего сделать. И сейчас, в этот решающий для его земель момент, нерешительность вновь взяла над ним верх. Изяслав начал думать не о своей земле, а о своей жизни.

Внутренний голос шептал ему: «Князь, ты можешь не дожить и до утра! Народ бушует, он хочет твоей крови, он не простит, дружина твоя с ним…. До чего же ты неразумен, до чего же доверчив!»

Шептал, шептал и убедил.

Нет, больше сидеть сложа руки и ждать гибели он не собирается! Уж лучше бежать отсюда подальше. И, вместо того чтобы идти в бой за Русскую землю, Изяслав Ярославич решил бежать из бунтующего Киева, оставляя ситуацию и город на произвол судьбы.

Тот, кто возьмёт власть в городе после него, тот пусть со всем и разбирается. А он предъявит свои права, когда страсти улягутся, а ситуация разрешится.

Не случайно, давая характеристику князю, Н.М. Карамзин заметил: «Изяслав был столь же малодушен, сколь мягкосердечен: хотел престола и не умел твёрдо сидеть на оном».

Взвесив за и против, рассудительный, но нерешительный Изяслав безоглядно бежал в княжество Польское, взяв с собой своих родственников. «А народ, видя, что Изяслав бежал, того ж сентября 14-го дня, выведши Всеслава, объявили великим князем среди двора княжьего, а пожитки Изяслава, бесчисленное множество злата, серебра, мягкой рухляди и прочего, разграбили».

Ещё дважды возвращал себе киевский престол Изяслав, но любви народной так и не снискал. Не забыли киевляне его бегства и не простили. Но это всё в будущем.

А сейчас, хоть страсти в Киеве бурлили и клокотали, но для русских земель в этом пока пользы не было никакой.

Ханы Сокал и Шарукан без всякого стеснения пользовались плодами своей блестящей победы.

Разлилась беда по всей Руси. Уже разграбили они дочиста житные дворы и бертьяницы, свели коней, и другой скот из окрестных сёл и деревень, набрали толпы полоняников. Только злой ветер швырялся холодной золой и пылью там, где ещё совсем недавно цвела жизнь.

Русские летописцы с неприкрытым омерзением пишут о нравах половцев: грабёж и кровопролитие служили им забавою, шатры – всегдашним жилищем, кобылье молоко, сырое мясо, кровь животных и стерво – обыкновенною пищею.

Киевские земли по-прежнему стонали от горя, но уже и Чернигов закручинился от напастей. Судя по всему, половцы разделили свои силы, и, пока Шарукан безобразничал в землях Киева, Сокал решил повести свою свирепую орду в ещё не тронутые никем земли Чернигова.

Загудели по окрестностям пожары. Весь местный люд повесил головы, молясь и готовясь к худшему, по деревням стоял стон, а враги лютовали, не зная меры. Нравилась половецким ханам их безнаказанность, нравился тот страх, что наводят они, а раз так, то чего спешить к себе в родные степи, зима ещё не настала.

Однако переполнилась вскоре мера их прегрешений на земле.

Святослав (крайний справа) с семьей.

Миниатюра из Изборника. 1073 г.