Вадим Мартиш - Мир шахмат. Фундаментальное исследование

Среди современных исследователей тема игры выделена в философско-культурологических (Й. Хёйзинга, Э. Финк, Г. Гадамер, Ф. Шеллинг, Ф. Шиллер, Р. Кайуа), логико-психологических (Е.В. Шикин, А.Г. Чхартишвили, Э. Берн, С. Миллер, Д. Дьюи), лингвистическо-литературоведческих (Л. Витгенштейн, М.М. Бахтин) работах [38]. Лейтмотивом всех этих исследований является установка, что лишь только тогда, когда человек играет, он чувствует себя вполне человеком.

Существует множество подходов к интерпретации понятия игры.

Нидерландский ученый Йохан Хёйзинга в работе «Homo Ludens» впервые систематически исследовал феномен игры с целью осмыслить его связь и воздействия на культуру. Игровое начало для культуры, по мнению ученого, представляет собой организующую основу: «человеческая культура возникает и развивается в игре, как игра» [113, с. 4]. Философия, политика, наука, искусство, по его мнению, пронизаны игровым началом. Поэтому Й. Хёйзинга был твердо уверен, что «игра старше культуры» [113, с. 9].

Прежде чем согласиться или опровергнуть данное утверждение необходимо хотя бы в первом приближении определить феномен культуры. Сущностная многомерность культуры предполагает широкий спектр интерпретаций. Автор разделяет идеи В.С. Степина [100, 101, 102] о том, что культура есть «сложноорганизованная система надбиологических программ человеческой жизнедеятельности (деятельности, поведения и общения людей) [100, с. 5]. В исторической динамике сумма этих социальных программ, которая включает в себя ценности, идеалы, умения, нравственные нормы, эстетические оценки, эталоны деятельности, традиции и другие элементы, продолжает постоянно обогащаться повседневным опытом. Таким образом, есть основания не воспринимать догматически вышеупомянутое предположение Й. Хёйзинги о том, что «игра старше культуры».

Чем отличается игра от других явлений? Однозначно объяснить это непросто. Одни ученые считают, что игра есть что-то несерьезное, другие ассоциируют игру с легкостью, непринуждением. Среди массы определений, отличающихся многообразием интерпретаций игры, более близка трактовка, указывающая, что игра представляет собой свободную деятельность, осуществляемую по обязательным, но добровольно принимаемым правилам. Игровые занятия протекают в четко установленных границах и имеют временной регламент. Благодаря полной вовлеченности сознания игроков в процесс игры, у участников возникает ощущение «иного бытия» отличного от «обычной жизни» [113, c. 41].

А.Б. Демидов в работе «Феномены человеческого бытия» [41, с. 14] выделил следующие отличительные черты игры: свободная деятельность, выход за рамки обыденности, пространственно-временная замкнутость игры, структурная упорядоченность игры, повторимость и вариативность, «одушевленность» игровых предметов, переживания напряжения и воодушевления в игре, возможности и риск. Развивая эти идеи, можно дать более современную интерпретацию вышеперечисленным чертам игры.

Свобода может рассматриваться и пониматься здесь в разных аспектах. Во-первых, игроку никто не должен приказывать, диктовать что-либо. По мнению Й. Хёйзинга, «игра по принуждению – это уже не просто игра, она может быть репродукцией игры, имитацией» [113, с. 42].

Во-вторых, во время игры участники не должны испытывать внешнего принуждения, а вести себя естественно и непринужденно, чувствовать себя свободно. Было бы ошибочно полагать, что свобода всем дается по умолчанию по факту рождения, и не связана с формированием у младенцев наглядно-действенного мышления, и тем более у детенышей животных. В связи с тем, что их поведение почти всецело подчиняется природным инстинктам, они не играют до момента, пока не сформируется их сознание и избирательные качества. Играть младенцы начинают с того момента, когда они веселятся, получают удовольствие от предметной деятельности. Игра ради радости, игра ради самой себя фиксирует момент рождения свободы, способности человека к бескорыстной деятельности [104].

В-третьих, свобода трактуется как способность человека начинать причинный ряд от себя, быть выше утилитарных, корыстных мотивов. По мнению Э. Финка, «игра не диктуется физической необходимостью или моральной обязанностью. Она является чем-то лишним, без чего можно обойтись» [41, с. 10]. Игровое начало выходит за рамки утилитарного: значение и ценность игры теряется, как только на горизонте начинает маячить выгода. Игровое счастье рождается в случае, когда игра становится самодостаточной, у игроков отсутствуют неигровые жизненные устремления, происходит абстрагирование от окружающего мира и самозабвенное погружение в мир игры.

Люди, вовлеченные в игровой процесс, оказываются в некотором отношении больше, чем просто рациональные субъекты, поскольку игра содержит в себе иррациональные моменты, а их поведение подчиняется не только разуму.

В процессе игры человек бытийствует в «сказочном» измерении, временно проникающим в обыденную жизнь. Игра находится в двух плоскостях: реальной и выдуманной. Даже ребенок понимает, где игра, а где реальность [88]. Он знает, что игра – это как будто по-настоящему [96]. Как показывает практика, игроки серьезно относятся к игре, хотя их никто не контролирует. Игра может даже возвышаться до вершин священного. Несерьезное отношение к правилам игры, деформирует игру, превращает ее в пародию.

Й. Хёйзинга размышлял о таком психологическом состоянии как «пуэрилизм», которое означает наивность и ребячество. Это состояние внутреннего мира незрелого юноши, который не связан традицией и воспитанием. Настоящая игра, по мнению Й. Хёйзинги, не ребячлива. Если ребёнок кривляется, то он не имеет представления об игре или не имеет желания во что-либо играть. Игра в классическом понимании требует вдохновения и самоотдачи.

Еще одним признаком игры является наличие так называемого «игрового мира», который ограничивает действительность определенным пространством и временем [48]. Игровыми пространствами являются магический круг, арена цирка, кинозал, место священнодействия, сцена, шахматная доска, на которых действуют особые правила.

Игра всегда предполагает наличие правил. Игра скрашивает тяготы бытия. Своенравие играющих ограничивает не природная необходимость, не межличностная враждебность. Ограничения и рамки устанавливает сама игра. Даже незначительные вариации в правилах разрушают ее.

Для любой подлинной игры характерны повторимость и вариативность. Наличие фиксированной системы правил дает возможность воспроизводить всю игру много раз (стихосложение, шахматные комбинации, музыкальные композиции), воспроизводить как культурную ценность, перезагружая игру, подчиняясь традиции. Изменчивость способствует развитию у игроков чувства свободы, творческого духа, без которых игра превратилась бы в скучную, монотонную, однообразную деятельность.