Валерий Губин - Метафизика памяти

Памяти нет в том смысле, в каком есть любая существующая вещь. Человек – существо виртуальное, поскольку он никогда не реализуется полностью, поскольку его существование никогда не совпадает с сущностью, поскольку он действует в настоящем, а существует в прошлом. Память виртуальна, и в силу этого она проявление духа в нас.

Истинной бытийностью, онтологией обладает только дух. Если дух – это некая реальность, то именно здесь, по мнению Бергсона, в явлениях памяти, мы сможем его коснуться экспериментально. Ни одно животное не обладает памятью такого рода, и память – наше главное отличие от остальных живых существ. Тупой, совершенно не развитый ни интеллектуально, ни эмоционально человек, которого даже человеком назвать трудно, тем не менее недосягаемо велик в сравнении с высшими, яркими представителями животного мира, поскольку он имеет память, хотя бы такую, которая касается только его непосредственных жизненных интересов, и в силу этого является духовным существом.

Основная задача книги – исследовать память как метафизическую проблему, как проявление в нас метафизической способности видеть в мире сверхчувственные принципы и начала бытия, проанализировать память человека как метафизического существа, которое способно выходить за пределы возможного опыта – как мира вещей, так и природы в целом. Философия (метафизика) изучает то, чего нет в окружающем мире, т. е. она не изучает сущее, мир вещей, объектов, отношений между ними, она изучает бытие, о котором только и можно сказать, что оно есть. Бытие – это событие открытости мира. Это стремление к тому, чтобы человек, преодолевая себя, мог так взглянуть на мир, как будто он видит его впервые, увидеть его так, чтобы он засиял всеми своими красками, почувствовать его зачаровывающую глубину. Человек ощущает себя как место, где природа открывает глаза. Такое «видение впервые» длится мгновение, и надо успеть увидеть, взволноваться, задержать его насколько можно, ибо мир мгновенно застывает, превращаясь в знакомую, стандартную повседневность. В набор банальных представлений и устоявшихся смыслов. Только в эти мгновения просыпается мысль, не представляющая, а «созерцающая», «мыслящая», как говорил М. Хайдеггер. Мысль, которая, согласно немецкому мыслителю, есть память о бытии.

Человек – сосед бытия. Чем ближе оно к человеку, чем дольше нам удается удержаться в этом бытийственном состоянии открытости, тем более возможны для нас мысль, творчество, фантазия. Тем более мы человечны. Ибо наша человечность не в том, что мы обладаем разумом. Раньше света разума существует свет бытия. И удержаться в этом свете, попасть в «просвет» бытия и означает быть человеком. Но мы никогда не можем надолго удержаться в этом свете. Нам никогда не удается достичь чистой мысли, чистой памяти, достичь той ясности и выразимости языка, через который мы слышим голос бытия.

Говоря о памяти, нельзя отрешиться от представлений об ее связанности с деятельностью мозга, от наших знаний его физиологии. Мы знаем, какие части мозга отвечают за те или иные способности, как влияют нарушения мозговой деятельности на процесс мышления, на память. Невозможно не учитывать достижений психологии, которая выдвинула огромное количество теорий о видах памяти, способах запоминания и т. д.

Но метафизика исходит (или должна исходить) из того, что памяти нет в нашем мозгу, ибо мозг всегда существует в настоящем, следы памяти в виде нервных узлов, нейродинамических контуров, «завязанных», как полагают исследователи мозга, в цепочке молекул рибонуклеиновой кислоты, не являются ни виртуальными, ни бытийственными. Сравнить нервный след и фонтан выплескиваемых наружу переживаний, образов, слов, уходящих корнями в бездонные глубины моей внутренней жизни, невозможно. В сравнении с духом нервные процессы, какое бы огромное количество связей ни было в этом задействовано, всегда будут лишь элементарным условием памяти.

Мозг как часть материального мира есть нечто протяженное в пространстве и должен, по мнению Бергсона, определяться как непрерывно начинающееся заново настоящее, наше же настоящее, напротив, и есть сама материальность нашего существования, т. е. совокупность движений и ощущений – и ничего сверх этого. «…Предположим на один момент, что прошлое переживает себя в виде воспоминания, сохраняемого в мозге. В таком случае необходимо, чтобы мозг для сохранения воспоминания по крайней мере сохранялся сам. Но этот мозг, как протяженный в пространстве, всегда находится только в моменте настоящего и представляет собой с остальной материальной вселенной беспрерывно возобновляемый срез всеобщего становления. Тогда или вы должны предположить, что эта вселенная настоящим чудом погибает и воскресает каждое мгновение длительности, или вы сами должны будете перенести на нее ту непрерывность существования, в которой вы отказываете сознанию, и сделать из ее прошлого переживающую себя и продолжающуюся в настоящем реальность» [8] Бергсон А. Материя и память // Бергсон А. Собр. соч.: В 4 т. М., 1992. Т. 1. С. 253–254. .

Если за каждым ощущением или переживанием закреплен определенный комплекс нервных процессов в мозгу, то одинаковые ощущения или впечатления всегда вызывали бы одинаковые переживания, однако сознание никогда не возвращается в прежние состояния, потому что тащит за собой всю прошлую память, которая постоянно изменяется и обогащается, и подобна, говорил Бергсон, мелодии, которая постоянно изменяется от каждой новой присоединенной ноты.

Поль Рикер полагал, что «можно развивать этический и политический дискурс о памяти и заниматься сложной деятельностью в многочисленных гуманитарных науках, даже не упоминая при этом о мозге» [9] Рикер П . Память, история, забвение. М., 2004. С. 586. При изучении метафизического аспекта памяти нет ни повода, ни нужды прибегать к нейронаукам, поскольку они не изучают такой важнейший аспект бытия памяти, как виртуальность. «Но в материальном следе нет инаковости, нет отсутствия. Все в нем есть позитивность и присутствие» (Там же. С. 590). .

Можно, например, попытаться показать, писал М.К. Мамардашвили, как те или иные сознательные состояния вызываются процессами в нейронах головного мозга и комбинациями их активности. Но независимо от успеха или неуспеха попытки такого рода ясно, что знание о нейронах ни в какой вообразимой культуре, ни в каком вообразимом сознательном существе не может стать элементом сознательного опыта. Понятие нейронов является лишним, лишней сущностью, поскольку мы в принципе отгорожены как раз от того, что физически обусловливает наше сознание, отгорожены экраном самого этого сознания. «…Если бы мы могли прямо воспринять ту пляску электронов, которая совершается в нашем теле и которая, безусловно, в терминах физической картины является условием нашего сознания, то мы в ту же секунду умерли бы или сошли с ума (а может быть, сумасшествие и является состоянием, когда из видимого мира перепадаем в действительный микромир?). Подобный феномен известен в исследовании зрения, где различают видимый мир и видимое поле зрения. Если мы увидим последнее, а не видимые в нем предметы, то зрительная структура разрушается» [10] Мамардашвили М.К . Классический и неклассический идеалы рациональности. [Электронный ресурс] URL: //www.klex.ru/27u (дата обращения: 05.06.2014). .