Array Коллектив авторов - Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны

История повседневности ( Alltagsgeschichte ), зародившаяся как исследовательский тренд в германской историографии 1980-х гг., набрала популярность и в постсоветских исследованиях советского социума [55] Кринко Е. Ф., Тажидинова И. Г., Хлынина Т. П. Повседневный мир советского человека 1920-1940-х гг.: жизнь в условиях социальных трансформации. Ростов н/Д., 2011. С. 9–25. . Используя историко-антропологический подход вместо историко-партийного, преобладавшего в советской историографии, сегодняшние исследователи сместили фокус на материальные, культурные и частные стороны жизни простых людей в тылу [56] Козлов Н. Д. Повседневная жизнь в советском тылу в годы Великой Отечественной войны в отечественной историографии начала XXI в. // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2014. № 2 (4). С. 30–45. . Внимание к быту и будням простых граждан созвучно преобладающему в немецкой науке направлению: акцент на человеке, на его частной истории в конкретных обстоятельствах, на «поведении людей в повседневной жизни» [57] Steege P., Bergerson A. St., Healy M., Swett P. E. The History of Everyday Life: A Second Chapter // The Journal of Modern History. 80 (June 2008). P. 361. Естественно, жизнь простых граждан может многое сказать о власти и, наоборот, материальное и идеологическое измерения войны неразрывны, см.: David-Fox M. The People’s War: Ordinary People and Regime Strategies in a World of Extremes // Slavic Review 75. No. 3 (Fall 2016). P. 551–559. .

С «прозой повседневной жизни» нас знакомит статья Михаила Ю. Мухина «Советские авиастроители в годы Великой Отечественной войны: повседневная жизнь на фоне войны». Авиастроение имело огромное значение для Советского Союза в годы войны. Однако Мухина интересует не столько его вклад в победу, сколько суровая повседневность советских авиастроителей в годы войны – вопросы жилья, питания, организации производства и др., на которую также наложила свой отпечаток эвакуация предприятий на сотни километров на восток. Их положение, как и в целом по стране, было удручающим, особенно в 1941 г.

Не удивительно, что в таких условиях молодые, не очень хорошо обученные, плохо одетые и обутые рабочие массово дезертировали с предприятий. Но, учитывая недостаток рабочих рук, руководители предприятий зачастую не сообщали об этом властям, полагая это контрпродуктивным (позиция Мухина совпадает в данном вопросе с позицией Крага). Более уместным они считали поощрять наиболее способных и квалифицированных работников. Вопреки тяжелейшим условиям производительность в этом секторе военного производства росла, причем во многом благодаря «трудовому энтузиазму»: «персонал авиапредприятий массово участвовал в соцсоревновании, стахановском и ударническом движениях, движении «двухсотников» и др.». И этот энтузиазм компенсировали разными формами натуральных поощрений: правом на дополнительное питание, продуктовыми пайками, промтоварами и др.

Именно «нормальное питание» было приоритетом советской повседневности военного времени. Это был вопрос жизни и смерти [58] Hunger and War: Food Provisioning in the Soviet Union during World War II // eds. D. A. Filtzer, W. Z. Goldman. Bloomington, Indiana: Indiana University Press, 2015. P. 17, 24–25, 43, 286, 302. , особенно в 1942 г. Выживание многих зависело от их подсобных хозяйств и огородов. Об этом пишет Эуридика Чарон Кардона в своей статье «Движение огородничества в советском тылу в 1941–1945 гг.» Государство инструментализировало огородничество как патриотический долг. Так оно переложило ответственность за продовольственное обеспечение на самих граждан, высвободив тем самым необходимые ресурсы для передовой. В результате война способствовала передаче навыков огородничества, в том числе последующим поколениям, привила культуру огородничества советскому обществу [59] Кардона Э. Ч. Движение огородничества в советском тылу в 1941–1945 гг. . В войну это помогло советскому государству и людям выжить.

Ежедневное взаимодействие государства со своими гражданами формировало советский образ жизни в тылу [60] Fitzpatrick Sh. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times; Soviet Russia in the 1930s. Oxford, UK: Oxford University Press, 1999. P. 3. . Статья Евгения Ф. Кринко «Пропаганда и слухи в повседневной жизни советского тыла (1941–1945)» ярко иллюстрирует это взаимодействие. С одной стороны, официальная пропаганда Совинформбюро, с другой – слухи и сплетни являлись двумя главными источниками информации для населения Советского Союза. Кринко утверждает, что сам феномен сплетен и слухов в советском обществе подогревался глубоким расхождением между государственной пропагандой и реальным военным опытом: официальная и неофициальная информация сосуществовали, формируя «две правды» о состоянии дел. Желая предотвратить растерянность и панику, государство объявило распространение слухов уголовным преступлением; так оно, правда, с переменным успехом, пыталось контролировать недоступные ему «сферы жизни».

Интимные отношения между супругами, которые и являются смысловым центром «гендерной проблематики», затронуты Ириной Г. Тажидиновой в ее исследовании «Испытание верностью: по материалам частной переписки военнослужащих Красной армии с женами в период Великой Отечественной войны». До нынешнего времени вопрос, как женщины справлялись в войну с отсутствием полноценной половой жизни, находился вне поля зрения советских исследователей. Однако сохранились преимущественно личные фронтовые письма мужей женам; писем от жен на фронт известно крайне мало. Методологическое новаторство Тажидиновой заключается в том, что она пытается на основании косвенных сведений из мужских писем восстановить ответную (женскую) реакцию относительно деликатной материи. Так, на первый план выходят сюжеты интерпретационного характера. Тажидинова касается тем супружеской верности, страха перед инвалидностью, стратегий выживания на передовой и др. Она уверена в том, что «взаимная моральная поддержка советских людей в годы войны была одним из факторов Победы» [61] См. также: Герои терпения. Великая Отечественная война в источниках личного происхождения / ред. – сост. И. Г. Тажидинова. Краснодар, 2010. С. 7–8. .

В 1944 г. советская власть проявила неожиданную инициативу – восстановила советскую индустрию моды. Тогда был основан Московский Дом моделей одежды. Это казалось невероятным в условиях продолжавшихся ожесточенных боев, настоятельной необходимости экономить на всем, засилия униформы. Как замечает Сергей В. Журавлев, казалось бы, моду и войну трудно представить вместе. Но мода была «своего рода лекарством от ран, нанесенных войной». Советская власть решила, что «возрождение» моды может стать тонким «инструментом культурной пропаганды», провозвестником постепенного возвращения к нормальной жизни – по крайней мере в городах – и долгожданной радости мира.