Константин Зубков - Развитие российской Арктики. Советский опыт в контексте современных стратегий (на материалах Крайнего Севера Урала и Западной Сибири)

Это наглядно проявлялось даже в известном совпадении мотиваций и конкретных направлений ресурсной эксплуатации, которые примерно в одно и то же время, словно бы подчиняясь собственной эволюционной логике, возникали в разных сегментах мировой циркумполярной периферии – на Крайнем Севере России, на Аляске и Канадском Севере, в скандинавском Нордкалотте – несмотря на существенные различия политических систем и национальных традиций. В этом случае представляется обоснованным вывод, что в Арктике специфика географической среды, вступая в резонанс с общемировыми ресурсно-технологическими сдвигами и изменяющимися представлениями передовой части человечества о ценности Севера, становилась мощным и, можно сказать, более определяющим фактором регионального развития, чем особенности той или иной национально-страновой политики [6] Зубков К.И. Индустриальное и социокультурное развитие Ямала в XX в.: Типология северного освоения в российском преломлении // Уральский исторический вестник. 2005. № 12. Ямальский выпуск. С. 128. .

Примечательно, что так называемая «конвергенция» капитализма и социализма, о которой много говорили в 1960–1970-е гг., именно на Севере и раньше всего здесь приобретала вполне реальные, зримые черты – просто потому что идеологические разности двух систем во многом снимались единственным реально значимым императивом деятельности – «северной» целесообразностью. Обстоятельства организации и проведения Карских товарообменных экспедиций 1920-х – начала 1930-х гг. наглядно свидетельствовали о том, что транспортные связи между устьями Оби и Енисея и западноевропейскими портами не только приоткрывали для Советской России еще одно «окно» для торговли с Западом, но и являлись совершенно особой сферой отношений, где техническое, коммерческое и научно-культурное сотрудничество в целом развивалось более свободно и прагматично, в значительно меньшей степени подвергаясь деформирующему воздействию политической и идеологической конфронтации большевиков с миром капитала. Это во многом касалось и отношения большевиков к своим недавним политическим противникам из числа россиян. Сам по себе примечателен тот факт, что выдающийся русский гидрограф, исследователь Арктики Б.А. Вилькицкий, в 1918–1919 гг. руководивший налаживанием арктических коммуникаций между колчаковской Сибирью и Западной Европой (ледово-лоцманская проводка парохода «Соломбала» с французской военной миссией в устье Енисея осенью 1918 г., навигационно-гидрографическое обеспечение Карской продовольственной и товарообменной экспедицией в августе – сентябре 1919 г.), спустя всего пять лет был привлечен внешнеторговыми организациями СССР к подготовке 3-й и 4-й Карских экспедиций в качестве начальника их морской части [7] Березовский Н.Ю., Доценко В.Д., Тюрин Б.П. Российский Императорский флот, 1696–1917 гг.: Военно-исторический справочник. М., 1993. С. 68. . Это как раз тот случай, когда давление «северной» целесообразности оказывалось на весах политического выбора гораздо важнее идеологической принципиальности.

Продолжая эти аналогии, авторы постараются показать, что пресловутая «плановость», которая когда-то рекламировалась как решающее преимущество советского социализма, в подходе к северному развитию очень часто отступала на задний план перед «эксплуатационной» логикой и банальным стремлением как можно быстрее и с наименьшими затратами взять от Арктики все, что возможно, почти ничего не давая региону взамен. В этом смысле политика советских ведомств, ответственных за арктические проекты, мало чем отличалась от поведения какой-нибудь американской или канадской корпорации. Все это позволяет нам ожидать, что моментов общности между советскими и постсоветскими подходами к развитию Арктики на поверку может оказаться гораздо больше, чем различий. А следовательно, больше может быть значимых и актуальных сопоставлений. Исходя из этого, просто необходимо использовать советский опыт, его позитивные достижения и негативные уроки для оптимизации современных программных подходов к освоению Арктической зоны РФ и принятия оптимальных управленческих решений.

Специфика анализа прошлого через призму исторического опыта вместе с тем требует его постоянного соотнесения с настоящим и ближайшим будущим, которые задают как бы основные линии его актуализации. Безусловно, многое из советского опыта освоения Арктики уже безвозвратно принадлежит прошлому и, если имеет значение уроков, то уроков прежде всего нравственных. Тем не менее очень многое в советском опыте арктического развития по-прежнему пребывает в постоянном диалоге с настоящим и может служить – в позитивном или негативном смысле – в высшей степени полезным знанием. Так, в течение советского периода так и не был до конца разрешен вопрос, должен ли Север в принципе осваиваться как комплексный, гармонично развиваемый в экономическом, социальном и культурном отношениях макрорегион. Трудность ретроспективного изучения этого вопроса заключается в том, что, несмотря на обилие впечатляющих планов и программ, развитие территорий Севера на разных этапах советской власти неизбежно принимало избирательно-односторонний характер (в соответствии с профилем вовлекаемых в него ресурсов и факторов природной среды) и было далеким от идеального процесса освоения, понимаемого как достижение комплексного социально-экономического эффекта. Поэтому и ответ на данный вопрос можно найти не столько в рамках теории социалистического планирования, сколько эмпирически, на основании конкретных результатов активной, изобилующей ошибочными и поспешными решениями, реальной арктической политики. Как мы можем судить по современным реалиям, эта проблема не имеет однозначного разрешения и сегодня. Уже по этому основанию реконструкция советской арктической политики, как и уяснение логики ее развития, может иметь большое значение для нашего времени, когда внимание к Арктике как стратегическому резерву экономического возрождения России вновь заметно возрастает.

Сегодня советский опыт освоения Арктики должен быть, однако, оценен с новых позиций – с учетом современных, инновационных экономико-технологических и социально-организационных подходов к арктическому развитию, громадного роста технологических возможностей, современных социально-ориентированных стратегий и гуманитарных соображений, заставляющих гораздо больше, чем прежде, считаться с социальной ценой тех или иных достижений. Рассмотренное с этих современных позиций, многое в советском опыте освоения Арктики окажется совершенно неприемлемым, многое – вынужденным обстоятельствами времени и места, а многое будет лучше понятым с учетом тех неизбежных ограничений, с которыми в тот или иной период сталкивалась страна. Но это не лишает смысла сопоставление советского опыта с новейшими тенденциями в инновационной перестройке современных арктических стратегий. Такие стратегии освоения Севера разработаны в последние годы практически во всех приарктических государствах [8] См.: The Norwegian Government’s High North Strategy / Norwegian Ministry of Foreign Affairs. Oslo, 2006; Canada’s Northern Strategy: Our North, Our Heritage, Our Future (March 2009) / Government of Canada; Minister of Indian Affairs and Northern Development and Federal Interlocutor for M й tis and Non-Status Indians. Ottawa, 2009; Denmark, Greenland and the Faroe Islands: Kingdom of Denmark Strategy for the Arctic 2011–2020 / Danish Ministry of Foreign Affairs. Dept. of Foreign Affairs, Government of Greenland. Ministry of Foreign Affairs, Government of the Faroes. Copenhagen, 2011. . Даже беглый анализ этих документов позволяет выявить наличие новых подходов к развитию Севера, обусловленных влиянием общего глобального тренда перехода к принципам управления экономической активностью и социальным развитием, характерным для инновационной экономики. Фундаментальными и во многом универсальными принципами инновационного развития регионов Арктики и Севера в настоящее время становятся:

Читать дальше